Нежеланный брак

Маура Катарина

Я прикусываю губу и осматриваю огромную стеклянную стену, за которой виден бассейн. Пытаюсь отогнать неприятные мысли, но Мария ловит мой взгляд и улыбается — слишком понимающе.

— Бассейн, пожалуй, моя любимая часть дома, — говорит она. — Это единственное, что мы не стали переделывать.

Меня раздражает ее тон, ее задумчивая улыбка. Будто бы она вспоминает о чем-то… о ком-то. О времени, проведенном здесь с Дионом? О его полуобнаженном теле в воде? В костюмах он и так сногсшибателен, но без них… я даже представить боюсь. Внутри меня поднимается странное

чувство, и, когда я осознаю, что это, мои глаза расширяются — собственничество. Я никогда не испытывала ничего подобного. Даже с Эриком.

Мария тяжело вздыхает, и внезапно моя ревность сменяется чувством вины. Может, не только я и Эрик пострадали от этого брака. Если бы не я, женился бы Дион на Марии? Они идеально подходят друг другу — ровесники, напарники, они всегда ладили. Даже внешне… Ее рост, ее фигура — все рядом с ним смотрится гармоничнее, чем я. Мое сердце болезненно сжимается при этой мысли, и я даже не была готова к такой реакции.

— Я думала поставить здесь большой круглый диван, — говорит Мария. — Наверное, серый. И, пожалуй, темный мраморный стол в столовой.

Я напрягаюсь, пока она продолжает рассказывать о своих дизайнерских планах. Она говорит так, будто собирается часто здесь бывать. Холодный комок страха подкатывает к горлу. Я никогда не задумывалась об этом серьезно, но, возможно, мне придется привыкнуть к ее постоянному присутствию. Дион не выглядит жестоким человеком, но это не значит, что он не может ранить меня по-другому.

— Мария, — вмешивается бабушка Анна, ее голос режет воздух как нож. — Ты здесь, чтобы выслушать пожелания Фэй. Твои советы по декору никого не интересуют.

Я замираю от неожиданности. Бабушка всегда была со мной мягка, но сейчас… В ее голосе ледяное раздражение. Затем она поворачивается ко мне и улыбается своей привычной улыбкой — доброжелательной, но с намеком на что-то более хищное.

— Скажи мне, Фэй, — ее голос становится ласковым, почти обволакивающим, — как бы ты хотела обустроить свой дом? Не стесняйся, детка. Говори, чего ты хочешь.

Я смотрю на нее широко раскрытыми глазами, ошеломленная. Никогда раньше меня не спрашивали так прямо. Я не решаюсь взглянуть на Марию. Ощущаю себя меж двух огней, и мне это не нравится. Дома я хотя бы знала, кого нельзя злить. А здесь? Я понятия не имею, на чьей стороне безопаснее быть.

— Думаю, идеи Марии звучат отлично, — лгу я, мой голос едва заметно дрожит, хоть я и пытаюсь говорить уверенно.

Я знаю, что ее стиль совершенно не подходит этому пространству. Он лишит его той самой красоты — света, воздуха. Но я не осмелюсь сказать это вслух. Если я разозлю ее, Дион может потом наказать меня за это. Я не хочу рисковать.

— Я не согласен.

Я замираю. Этот голос… Я медленно оборачиваюсь и вижу Диона, лениво прислонившегося к стене. Как долго он здесь стоял? Почему я не услышала, как он вошел?

Его взгляд цепляется за мое лицо, словно пытаясь что-то разгадать. Это тревожит меня. Я не знаю, хорошо это или плохо. Но сердце стучит слишком быстро. И меня это пугает.

Дион

отталкивается от стены и идет ко мне, останавливаясь так близко, что моя одежда почти касается его.

— Ты выглядишь уставшей, — тихо говорит он, поднимая руку к моему лицу.

Его указательный палец мягко касается темных кругов под моими глазами, и я резко вдыхаю, сбитая с толку этой неожиданной нежностью. Он постоянно застает меня врасплох, и я никак не могу его понять. Забота — последнее, чего я ожидала.

— Дион, дорогой, — раздается голос бабушки Анны. — Я думала, ты не сможешь прийти?

Он поднимает взгляд к ней и спокойно кивает:

— Я решил изменить приоритеты.

Что это значит? Он играет на публику ради бабушки? Бабушка Анна улыбается, ее глаза вспыхивают так же, как в машине, когда она заметила, как я смотрю на Марию.

— Тогда мы вас оставим, — говорит она. — Вряд ли вам нужно мнение посторонних, таких как Мария и я.

Она бросает на Марию быстрый взгляд и жестом указывает на дверь, давая понять, что той пора уйти вместе с ней. Но Мария, кажется, этого не замечает. Она не сводит глаз с Диона. Вот только он ни разу не взглянул на нее — его внимание приковано исключительно ко мне.

Мое сердце колотится в горле, пока я готовлюсь… но к чему?

Дион не спешит говорить, просто внимательно меня изучает. Его брови слегка хмурятся, взгляд скользит по моему лицу, а я никак не могу понять, о чем он думает. Попытки унять тревожные мысли не приносят успеха. Через несколько долгих мгновений я слышу, как за моей спиной захлопывается дверь, и вздрагиваю.

— Ей это не понравится, — шепчу, сама не осознавая, что говорю вслух.

— Кому? Что не понравится? — его голос становится мягче.

Дион делает еще шаг ко мне. Я отступаю. Он снова приближается. Я снова отступаю назад. И так продолжается, пока моя спина не упирается в стену.

Его тело нависает надо мной в то время как он наклоняется к моему плечу. Он смотрит на меня сверху вниз с легкой усмешкой, будто я его забавляю, а его пальцы проникают в мои волосы.

Я резко втягиваю воздух, когда он наклоняет мое лицо вверх.

— Объясни, — почти шепчет он, его голос нежен, но хватка — нет.

Мои глаза расширяются, а сердце начинает колотиться так, что, кажется, его можно услышать. Я не знаю, как вести себя рядом с ним. В нем слишком много противоречий. Вроде бы жесткий, но рядом с ним я чувствую себя защищенной. Он пробуждает во мне нечто опасное — желание перечить, говорить то, что думаю.

— Мария, — выдыхаю я. — Она говорила так, будто собирается часто бывать здесь. Ей не понравится, что ее отстранили от решений по ремонту.

Я не знаю, почему, но сквозь мою тревогу пробивается странная надежда. Будто часть меня хочет, чтобы он развеял мои страхи. Нет, даже ожидает этого. Когда я спрашивала его про статью в «The Herald», он уверял, что между ними ничего нет. Но поведение Марии посеяло сомнения.

Челюсть Диона напрягается, а хватка в волосах становится жестче. Все его тело напрягается, прижимая меня к стене.