Нежеланный брак

Маура Катарина

— Мне это нужно, — признаю я, мой тон отчаянный. — Мне нужно почувствовать тебя внутри себя. Пожалуйста.

Он улыбается мне, его губы приоткрываются, когда он приближается.

— Ты должна была подумать об этом, прежде чем кончить без моего разрешения.

Его глаза закрываются, когда он кончает мне на грудь и живот, звук его стонов заставляет меня дрожать от восторга. Возможно, он и не трахал меня, но все это было для меня. Я знаю это.

Дион ухмыляется, глядя на меня сверху вниз, и берет горсть лепестков роз, с опасным выражением в глазах,

когда он бросает их на меня. Я наблюдаю, как он тянется ко мне и втирает их в мою кожу, пока я не превращаюсь в месиво из лепестков роз и его самого.

Затем он хватает свой телефон и фотографирует меня, с раздвинутыми ногами, желание танцует в моих глазах.

— Красиво, — шепчет он.

— Это, — говорит он, поворачивая свой телефон ко мне, чтобы показать фотографию, — будет сопровождать меня в каждой поездке, в которую я должен отправиться без тебя.

Он бросает свой телефон на кровать и наклоняется надо мной, его губы находят мои. Я вздыхаю с облегчением, когда он наконец целует меня, его прикосновение нежное и заботливое, и настолько сильно контрастирует с его более ранней грубостью, что это снова доводит меня до слез. Он немного отстраняется, чтобы посмотреть на меня, его взгляд темный.

— Я думаю, что я влюблен в тебя, Фэй Виндзор. Если и был шанс, что я когда-нибудь отпущу тебя, то он исчез сейчас. Ты моя, и ты будешь моей до конца своей жизни. От меня не спрятаться. Нет места, куда бы ты могла пойти, где я бы тебя не выследил.

Я улыбаюсь ему, странно довольная его словами. Это то, что я хотела — настоящего его, каждый последний порочный дюйм его.

— Я могу с этим жить, — бормочу я, отвечая на его невысказанный вопрос. — Потому что я думаю, что я тоже влюблена в тебя.

Глава 43

Дион

Я просыпаюсь в пустой постели. Одинокий лепесток розы на подушке Фэй вызывает у меня невольную улыбку. Вчера она была просто божественна. Но я с трудом подавляю укол вины.

Я так привык к одиночеству, к тому, чтобы отгораживаться от всех, боясь, что кто-то сможет разглядеть во мне слишком много. Так почему именно она заставляет меня открывать перед ней свои темные стороны? Фэй пугает меня до чертиков, потому что с ней я начинаю жаждать принятия — того, чего никогда не заслужу. Я хочу, чтобы она увидела во мне всю глубину моей жестокости и выбрала меня все равно. Прошлой ночью казалось, что она может. Что она уже это делает.

Я выбираюсь из постели и иду на звук материнского рояля. Губы сами собой растягиваются в улыбке, когда я вижу Фэй за инструментом — на ней только моя рубашка. Ее длинные волосы ниспадают по плечам мягкими волнами, и я откидываюсь назад, просто наблюдая за ней, чувствуя, как сердце наполняется теплом. Сегодня она играет что-то современное, время от времени делая паузы, чтобы записать ноты.

Отталкиваюсь от стены и подхожу ближе, неожиданно для себя нервничая. Вчера все было идеально, но маленькая часть меня все еще боится, что я мог ее напугать. Или, что еще хуже, причинить боль. Я всегда

был с ней так осторожен, так бережен, и мне невыносима мысль, что она могла почувствовать себя менее значимой. Что я мог облажаться.

Фэй поднимает на меня глаза и улыбается, лениво оглядывая мое обнаженное тело и задерживая взгляд на серых спортивных штанах. Черт, как же мне нравится этот ее взгляд — голодный, восхищенный, без капли стыда или неуверенности.

— Доброе утро, детка, — мурлычу я, протягивая к ней руку. Я принял решение. Я не могу позволить этому страху управлять мной вечно.

Моя жена ахает, когда я поднимаю ее со стула и усаживаюсь на ее место, опуская ее на свои колени так, что ее спина прижимается к моей груди.

— Пишешь? — спрашиваю я, обхватывая ее руками.

— Да, — шепчет она, расслабляясь. Ее голова откидывается назад, и я склоняюсь, чтобы поцеловать ее в шею. Она абсолютно спокойна. Никакого напряжения, никакого остаточного страха, как я опасался.

Фэй дрожит, когда снова кладет руки на клавиши, но сосредоточиться уже не может. Мне нравится, как она смотрит на меня, как ставит меня превыше всего, как бросает ради меня все. Я никогда ни для кого не был на первом месте. Даже для собственной семьи. И только сейчас, благодаря ей, понимаю, как сильно я в этом нуждался.

Фэй раздраженно вздыхает, не сумев подобрать нужные ноты, и я прижимаюсь к ее плечу, просто наслаждаясь тем, что она рядом. В голове крутится список рабочих задач — даже в воскресенье они не дают мне покоя, — но сейчас ничего не способно оторвать меня от жены.

— Дай-ка посмотреть, — бормочу я, потянувшись за нотами. — Сыграй с начала.

Она слушается, и меня внезапно осеняет: впервые за долгие годы я сижу за этим роялем трезвый. Без отчаяния. И все из-за нее.

Я обхватываю ее, мои пальцы скользят по клавишам, чуть дрожа. Вдыхаю глубоко и наклоняюсь, касаясь губами ее уха.

— А что, если так?

И тогда я делаю то, чего не делал уже вечность — начинаю сочинять вместе с ней, слыша в голове продолжение ее мелодии. Мои пальцы спешат за ней, но уже не обладают прежней ловкостью.

Фэй замирает, затем нерешительно кладет руки между моими и ловко превращает свое произведение в дуэт. Это чертовски прекрасно. С каждым аккордом груз на моей груди становится легче. Вот что она делает со мной. Это не просто любовь. Это нечто большее. Она — мое спасение. Мой смысл. Все, чего я не хотел. Все, в чем я себе отказывал, но отчаянно нуждался.

— О боже… — выдыхает она, когда наши пальцы замирают.

Я убираю руки с клавиш и обвиваю ее талию, пока она лихорадочно пытается записать то волшебство, что только что произошло. Ее пальцы дрожат. Мои тоже.

— Дион, это было…

Я улыбаюсь и снова целую ее в шею.

— Ты явно больше любишь современную музыку, чем классику. Почему бы тебе не включить в концерты что-то свое?

Она напрягается и с сомнением смотрит на меня через плечо, будто я сказал полную чушь.

— Я… я не могу.