Нежность к мертвым

Данишевский Илья

позволил цветку завянуть для удовольствия, оросить своим

соком больную почву одинокого и покинутого всеми посетите-

ля, богатого на отчаяние мужчины средних лет, здравствуй,

забери меня прочь — по лестнице, ведущей из ада. Оплати мое

время и целуй меня нежно. Целуй мое сердце навылет. Послу-

шай, как крутится в глубине моих ребер — вентилятор колеса

96

Нежность к мертвым

судеб.

Как кровообращение больно жаждой любви — без всяких

на то причин, в любви замечая зыбкость спасения.

Лизавета. Как тебя зовут?

Ее зовут Лиза. Другая зеркальная Лиза двадцати трех лет.

Лизавете предстоит как бы изнасиловать собственное прошлое,

а точнее — повторить его. Продолжить насилие. В этом законо-

мерность Колеса Судьбы. В бархатной комнате бардовых обоев

— разве не здесь оно проворачивает свои ржавые ребра, отве-

чающие за холодную меланхолию и разбитое девичество?

Лизавета. Меня тоже.

Лиза. Сразу?

Лизавета. Нет. Сядь на кровать. Положи руки на промеж-

ность, и задери голову. Гордо и томно смотри в потолок.

Лиза. Так.

Лизавета. Голову чуть набок. Да, хорошо. Говори негромко,

с томностью, как в фильмах.

Лиза. Что именно говорить?

Лизавета. О своей катастрофе.

Лиза. Что именно?

Лизавета. Все и до конца. Ты была у исповедника?

Лиза. Да.

Лизавета. Точно так же, но без надрывной мольбы о про-

щении. Это черно-белое кино. Ты должна рассказывать так,

будто знаешь, что тебе никто не поможет, но будто в тебе еще

остались надежды.

Лиза. Так и есть.

Лизавета. Я знаю. Ты рассказываешь главному герою. Ты

рассказываешь ему с ожиданием, что он полюбит тебя за твое

страшное прошлое. Не смотри ему в глаза. Во время таких

исповедей всегда стыдно и страшно, что тебя ударят в ответ.

Лиза. Я убила свою подругу.

Лизавета. Не так. С начала.

Лиза. Мы с ней сдружились в школе, а два месяца назад у

меня умер отец. Это был рак, но я не могла это понять. Мне

было от этого холодно, и я не могла понять, почему именно

осенью. Мне кажется было бы понятнее, если бы он умер вес-

ной. И, может быть, я с ней так сдружилась, потому что он

умер. Я как бы чувствовала в ней возможность это понять. И

это именно она научила меня мастурбировать по-разному. Это

меня согревало. Не могу сказать, что думала об отце, но «теп-

97

Илья Данишевский

ло-холодно» было связано с ним. После школы мы ходили к

ней, и она доставала ключ, и открывала дверь, мы шли в ее

комнату и мастурбировали. А потом, однажды,

она начала тря-

стись, это был транс, и сказала, что это папа ее научил. Когда

они ездят на дачу, он рассказывает ей, как дрочить. Но себя

запрещает трогать. Она плакала, но беззвучно, и все повторяла,

что каждую субботу он ей рассказывает что-то новое. Скоро в

нее не влезет, и она обязательно умрет. Этих знаний становит-

ся слишком… Ей Слишком от того, как много она знает, но она

не может не пробовать. Это слишком заманчиво. Она не может

остановиться, не может рассказать маме, но кажется, она скоро

умрет. Я обняла ее и сказала, что ничего страшного. Поцелова-

ла ее в шею, и поняла, что это как бы мой отец через ее отца

делает мне «тепло», я хотела узнать от нее все, я была учени-

цей ее отца, и не слушала, что в ней это не вмещается. В меня

больше не вмещалось горе, и я нашла, чем его потеснить. Я

хотела, чтобы она продолжила ездить с отцом на дачу. Я нахо-

дила множество слов изо дня в день, чтобы убедить ее — все

хорошо, так нужно, папа тебя любит. Я знала, что что-то не

так, но все это вырывалось из меня само, это была истинная и

честная манипуляция, я должна была это знать. Однажды она

повесилась. Внезапно. Как бы просто так. Наверное, ей стало

слишком много. Она больше не смогла учиться. Она использо-

вала его ремень. Помню, я подумала, что легкое удушение обо-

стряет чувства. От этого может стать горячо. Очень горячо. То

есть она сгорела. Я боролась с собой, чтобы не злиться на нее

за смерть, и пыталась скорбеть по ней, но скорбела по прекра-

щенным урокам. Мне ничего не оставалось, как пойти к ее

отцу. Я не знала, что могла сказать ему, и попыталась соблаз-

нить, одеться, как его дочка, стать ею, похитить ее жизнь, но он

не реагировал, ему никто не был нужен, кроме нее, и учить

своему тайному знанию он хотел только ее, а ее больше не

было, и все знание умерло вместе с ней. Он не совращал ее. Он

передавал сокровенные знания, он хотел ее блистательного

будущего, он воспитывал в ней независимость — он слишком

хорошо знал опасный мир мужчин, и пытался сделать ее само-

стоятельной. Но в выборе между отцом и его ремнем, она вы-

брала ремень.

Лизавета. Дальше.

98

Нежность к мертвым

Лиза. Ничего. На этом вся моя жизнь заканчивается. Я не

получила ключа к независимости, и пошла по рукам. Во мне не