Нежность к мертвым

Данишевский Илья

ги, я плакал вместе с ней в минуту расставания возлюбленных,

я говорю ей, что рыцарь придет, разорвав заслоны, и все мы —

я, Марк, Босния и рыцарь — будем счастливы, покуда смерть

не разлучит нас.

Здесь я забывал всех своих знакомых, их проповеди, их го-

лоса тонули, синий бархат поедал все. Здесь Босния привязы-

вала к своей спине одеяло и показывала, как именно кожные

склейки связывали их с Герцеговиной, о врачах, которые про-

водили

многочисленные операции, о детстве, проведенном под

светом хирургической лампы. Здесь мы были счастливы: я,

Марк, Босния и ее умершая сестра. Здесь проходило наше

время, наши осени и весны, лето, одно за другим, и весна, кис-

лая и горькая весна, и с каждым часом мы с Боснией обогаща-

лись надеждами, и с каждым часом в нас рождались новые

истории друг для друга. Наши больные тела изнемогали от

желания к Маркам и рыцарям, и выражали эту любовь к ним

друг сквозь друга; наши больные души жили в синем свете

синей комнаты, наши мысли спали в далеких странах, наши

океаны выходили из берегов, мы были самыми счастливыми

людьми на земле, – я и Босния -, прооперированными сказка-

ми чужаки на промозглых улицах, мы были лишены внутрен-

ней осени в объятьях друг друга; книгоиздатель и проститутка

спали в одной колыбели, год за годом, год за годом, ночь под-

гоняя ночью, в песнях о таинственных землях, монастырях и

утонувших аббатствах, чудовищ которых свергают рыцарь и его

верный оруженосец по имени Марк, час за часом они были все

ближе к цели — дверям синей комнаты; Рыцарь и Марк зани-

мались любовью, в ожидании нас так же яростно, как я и Бос-

110

Нежность к мертвым

ния… Там, за стеклом этой комнаты, жизнь была наполнена

шумом, памятью и правилами, здесь же вечно горел зеленый

свет, мы ныряли в ширину игольного ушка, чтобы выхватить

наши фантазии из путаницы воображения и облачить их в

слова друг для друга. Уже близко… год за годом, один дракон

за другим, ветер за ветром, история за историей, тянется наша

любовь, одно голодное сердце льнет к другому голодному серд-

цу, спят в одной колыбели отчаявшиеся, прижавшись спинами,

будто сиамские близнецы, осень за осенью вместе, осень за

осенью в одной могиле, обитой синем бархатом; на ночь целуя

друг друга, будто целуя других, в лоб, в губы — глубоко-

глубоко, и снова в лоб.

Мы — могилы копаем в воздухе.

111

Илья Данишевский

7. Комната Жерико

Когда

она съехала, остались только туфли от Маноло Бла-

ник. Поддельные туфли, ремешок потерся, дырка в колодке.

Это все, что осталось. Такой ее запомнят, и это я называю

грустной смертью. Каждый раз, когда я думаю о смерти, я

вспоминаю картину Жерико и еще множество других картин.

Когда я говорю «съехала», это значит — умерла. Выбыла из

поля зрения; внеплановая командировка, несвоевременное за-

мужество; грустная потеря девичества. Я не знаю, как она

умерла, но она съехала в известном мне направлении — на

правый берег реки; реки, берег которой кажется белым, мертвое

тело в белой ветоши трупных червей; туда-туда, где мертвые в

белом полощут свои рукава. Вот так; от нее остались только

туфли Маноло Бланик; поддельные туфли, которые когда-то —

очень-очень давно — так же были белыми. Она съехала, оставив

мне свои туфли. Я выбрасываю их на следующий день, и на-

всегда стираю информацию о своей квартирантке с жесткого

диска.

Мертвые не шумят – так всегда говорила мама. От мамы

осталось несколько квартир, красивый браслет, папина фото-

графия, обитая бархатом шкатулка с моей пуповиной, много

всякого барахла, и эта замечательная фраза — мертвые не шу-

мят. Как бы громко они не умирали, они никогда не шумят

ПОТОМ. То, что будет потом — это очень важно. Кому сле-

дующему ты сдашь квартиры, оставшиеся от твоей матери.

Плохие квартиры, странные квартиры, дешевые квартиры или

дорогие квартиры.

Я знаю, что каждый квадратный метр нашей жилплощади

принадлежит мертвым. Все, к чему мы прикасаемся — на самом

деле принадлежит им. Жизнь — это аренда на длительный срок.

На самом же деле твои морщины, твои туфли и твоя девствен-

ность — находятся в собственности тех, кто на другом берегу

реки. Большая квартира в центре города с хорошим видом на —

Сан-Марко,

112

Нежность к мертвым

Сен-Жермен,

Блутен-Блутент-Блутен-Плац — стоит дороже всех прочих

квартир моей матери. Я думаю, что она слишком хорошо знала

мертвых, поэтому преуспела в жизни. Она знала, что мертвые

не шумят. Это все, что она знала, это все, что она оставила

после себя — из важного.

Вся моя жизнь замкнута в квартирах моей матери. Я назы-

ваю это добровольным заточением. Я считаю себя мыслью,