Незваная
Шрифт:
Глупая! Она и так не услышит и не увидит, потому что он выздоровеет и уедет с Незваной в Зазимье, а Мстиша навеки останется прозябать у колдуна!
Но она не могла снова предать его.
Мстислава пришла в условленное место с последними лучами солнца. День потихоньку начал прибавляться, и в воздухе витал тонкий, почти неуловимый призрак невыносимо далёкой ещё весны. Чуть по-иному тренькали синицы, чуть иначе пах снег, чуть ласковее овевал голую кожу ветер. Мстислава почти безвылазно просидела последние седмицы в избе и не успела заметить
Мстислава взбиралась на холм точно на место казни. Пожалуй, это и в самом деле была казнь.
Незвана уже ждала её. Бледное лицо в кои-то веки было тронуто румянцем воодушевления. У ног девки стояла сумка, прямо на снегу лежало круглое железное блюдо, в котором плескалось что-то красновато-рыжее. Подойдя ближе, Мстиша поняла, что это медное зеркало, в котором отражались отблески заката. Откуда в бедной избушке старика взяться такой вещи?
— Раздевайся, — без предисловий велела Незвана.
Мстислава возмущённо вскинула брови, но ведьма смотрела на неё без малейшего стеснения, и княжне пришлось подчиниться. Незвана тоже принялась скидывать с себя одежду. Оставшись в одной рубашке, Мстиша, дрожа и пританцовывая на снегу, взглянула на девку, ожидая дальнейших указаний.
— Догола, — лишь буркнула Незвана и сняла свою сорочку.
Мстислава ничего не смогла с собой поделать. Затаив дыхание, она с жадным любопытством рассматривала костлявое тело девушки. К ужасу Мстиши, ноги, спину и руки той покрывали застарелые шрамы. Бледнеющие алые полосы и уродливые белые рубцы сплошь испещряли синеватую кожу.
— Откуда… — ахнула княжна, но Незвана, поджав губы, отрывисто бросила:
— Живо!
Опомнившись, Мстислава сняла исподницу. Она видела, что Незвана не хотела смотреть на неё, но взгляд девки против воли хозяйки пополз по икрам, бёдрам, животу и груди княжны. Она зажмурилась, точно пытаясь спрятать пробивающийся сквозь старательно задвинутую занавесь свет, но слишком поздно: Мстиша успела заметить жгучую, болезненную зависть, блеснувшую в глазах Незваны.
Больше не глядя на княжну, девушка молча сунула ей в руки свою рубашку, одновременно выхватывая Мстишину и быстро облачаясь в неё. Борясь с отвращением, Мстислава натянула на себя жёсткую, застиранную исподницу Незваны. Кожа тотчас зачесалась, а омерзительный запах чужого тела подступил к горлу.
— Руку! — зло приказала ведьма, требовательно протягивая ладонь.
Мстиша повиновалась и в следующее мгновение почувствовала колючую боль. Сделав надрез на её ладони, Незвана, не поморщившись, полоснула по своей и грубо схватила руку княжны, соединяя раны. Почти как в свадебном обряде. Только вместо уз любви их будут связывать узы ненависти.
— Согласна ли ты исполнить клятву и отдать мне свою личину? — яростно спросила Незвана, и Мстислава удивилась тому, откуда в голосе этой забитой, всю жизнь подчинявшейся другим смердки взялось столько властности. Мстиша ещё не успела ответить и по-прежнему оставалась в собственном теле, а дух её уже оказался сломлен.
— Да, — прошептала она, и ощутила,
Кожу противно защипало, и хотя порез был небольшим, Мстиша почувствовала, как между их ладоней мерзко захлюпали смешавшиеся кровь и пот. Несколько капель упали на поверхность зеркала, и Незвана принялась что-то торопливо нашёптывать. Свободной рукой она достала из сумки склянку и, зубами откупорив пробку и сплюнув её на снег, сделала большой глоток, а потом, не разнимая рук, протянула Мстише:
— Пей.
Не помня себя, Мстислава приняла сосудец и одним махом осушила его до дна.
Глотку охватил жар, словно она выпила жидкий огонь. Мстиша согнулась, не в силах сделать вдоха, и попыталась вырваться, но Незвана продолжала крепко держать её за руку. Живот скрутило мучительной судорогой, но ведьма заставила Мстиславу наклониться над зеркалом. Перед глазами всё расплывалось, но она увидела, как отражение их лиц начинает дрожать и мутнеть. Мстиша в ужасе зажмурилась и услышала полные ликования слова:
— Да будет так!
Её ладонь вдруг оказалась на свободе, и Мстислава повалилась вниз, корчась от прожигающей насквозь боли. Она каталась по насту, пытаясь унять огонь, раздирающий внутренности, заживо снимающий кожу, вырывающий волосы. Снег был повсюду — во рту, под ногтями, за пазухой, но и он не мог остудить полыхающее в ней пламя. Мстиша горела заживо и кричала, пока голос не треснул и вопль не сменился сипением, барахталась в снегу, пока силы окончательно не оставили её, и ни одна мышца больше не подчинялась приказам. Затихнув, она распласталась на земле. Место боли заняло онемение. Всё, что Мстислава могла делать — неподвижно смотреть перед собой.
Совсем близко раздался лёгкий хруст шагов. Кто-то поднял её безвольное запястье и, быстрым и грубым движением стянув кольцо с пальца, отбросил руку обратно на снег.
— Не лежала бы ты на земле, так и застудиться недолго, — прожурчал сверху ласковый голос.
Шаги делались всё тише, и вскоре откуда-то издалека до Мстиславы донёсся чистый и звонкий, как серебряный колокольчик, звук её собственного смеха.
***
Когда Мстиша пришла в себя, было совсем темно. Дрожа от холода и почти не чувствуя тела, она наощупь нашла ворох одежды, оставленной Незваной. От мороза вещи стояли колом, и Мстиславе с трудом удалось кое-как натянуть их на себя. Княжна настолько замёрзла, что даже мысль о том, что она надевает чужие обноски, уже не смущала её.
Выпрямившись во весь рост, Мстиша, совершенно сбитая с толку, огляделась. Внизу в лесной черноте теплились оконца избушки, и княжна, едва передвигая окоченевшие ноги, поплелась на свет.
Войдя во двор, Мстислава замерла в раздумье. Идти внутрь не хотелось, но она слишком замёрзла, поэтому пришлось расстаться с мыслью переночевать в холодном хлеву. Ухватившись за ручку двери, княжна ещё долго стояла, собираясь с духом. Переступить порог ей мешал стыд. Мстиша чувствовала себя голой. Опозоренной. Выпоротой на торговой площади. Оплёванной. Она больше не была княжной. Она стала отверженной и не представляла, как сможет посмотреть теперь кому-то в глаза.