Незваная
Шрифт:
Холод принял её в крепкие объятия. Мстислава сомлела и покорно повалилась в тёмный, бездонный колодец сна.
***
Её разбудил звук пастушеского рожка. Мстиша потеряла всякое представление о том, где находится, и чудилось, будто она и в самом деле прогуливается по полю с татой. Казалось, ещё миг, и тёплый ветер овеет лицо, а стоит лишь наклониться вперёд, как под пальцами скользнёт шелковистая грива.
Но музыка звучала странно, точно ей не хватало места, и Мстислава догадалась, что песне на дают вырваться на простор тесные
Шуляк сидел на лавке, зажмурившись, скрестив худые лодыжки, и играл на жалейке самую простую пастушью погудку. Костлявые пальцы любовно перебирали по тонкому стану дудочки, а из пожелтевшего коровьего рога лились тоскливые, пробирающие до мурашек звуки.
Закончив песню, колдун опустил жалейку на колени и открыл глаза. Мстиша ещё никогда не видела его таким умиротворённым и спокойным.
Медленно переведя взор на княжну, Шуляк улыбнулся — просто, без привычной язвительности. Если бы Мстиша не знала лучше, подумала бы, что улыбка была искренней.
Смущённая переменой в колдуне, Мстислава беспокойно поёрзала на месте. Только сейчас она заметила, что её руки, покоившиеся на Незванином одеяле, были опрятно обмотаны чистыми холщовыми повязками.
— Глупая волчья жена, — беззлобно проговорил Шуляк.
— Я больше не жена ему, — тихо возразила княжна, отводя взгляд.
— Вот как? — удивился старик. — А кто же ты?
— Не знаю, — честно ответила Мстиша. — Как я здесь очутилась?
— Нашёл тебя за околицей. Мороз не всутерпь, а ты дуришь, — неодобрительно покачал головой колдун.
Назойливая мысль не давала покоя, и как ни трудно было Мстиславе признать свою неправоту и пойти на попятную, она чувствовала, что должна сказать ему.
— То, что я наговорила… — Мстиша откашлялась и неловко скомкала пальцами краешек одеяла. — Это не всё правда. Я хочу сказать, ты был вправе затаить обиду на того князя. Он воспользовался твоей неопытностью, а мать оказалась слишком жестока. — Она подняла взор. Колдун смотрел с внимательным любопытством. — Сделанного не воротишь, и корить себя вечно бессмысленно. Думаю, не проходило и дня, чтобы ты не пожалел о том, что сделал. Прости себя и проживи остаток жизни в мире с собой.
— Спасибо, княжна. — Шуляк медленно поклонился, и в его движениях не было и тени насмешки. — А теперь послушай и меня. Сделанного не воротишь, сама говоришь. Придётся тебе вмаяться в новую жизнь. Только коли бы ты вся была в своей коже, в одной лишь красе, то не променяла бы её на мужа. То, что ты есть, внутри осталось. — Шуляк приложил руку к сердцу. — Корить себя бессмысленно, — опять повторил он Мстишины слова, — но ты можешь делать то, что должно.
— Что же? — прошептала княжна.
— Прими это обличье как свой дом. Не приноси новых увечий — поверь, ему хватает старых. Привыкни жить в этом теле, но никогда не забывай, кто ты на самом деле.
Мстислава приоткрыла рот, чтобы возразить, но старик повторил:
— Всегда
Не давая ей ничего сказать, Шуляк снова заиграл. Мстиша закрыла глаза, и по её щеке скатилась одинокая слеза.
***
С этого дня она начала медленно возвращаться к жизни. Ослабшее тело было ещё полбеды. Мстиша чувствовала, что с отъездом Ратмира что-то внутри надломилось. Огонь её души потух, съёжился до тлеющего уголька.
В отцовском саду росла молодая яблонька. Сначала на неё не могли нарадоваться, так пышно она цвела и так рьяно, жадно пустилась в рост. Маленькое деревце уже приносило порядочное слетье, но зима, в которую умерла мама, выдалась лютой. Старые, сильные яблони выстояли, а хрупкое деревце побил мороз. Весной яблонька зацвела, но уже не так нарядно, как за год до того, а листья стали мельче и тусклее. Дерево выжило, но с тех пор росло медленно и неохотно, и никогда больше не вернулось к былой крепости и силе.
Была ли Мстиша той яблонькой?
Снег стаял со двора и теперь прятался лишь в изложинах, грязный и ноздреватый, точно изъеденный молью шерстяной платок. Шуляк почти перестал бывать в избе и, словно медведь, проснувшийся после зимней спячки, постоянно бродил по лесу: то собирал в оврагах едва проклюнувшиеся ростки папоротника, то щипал липовые почки, то копал корешки девясила, то налаживал склянки для березовицы.
Скорбная зимняя тишина разрушилась звуками извечно возвращающейся и попирающей смерть силы, и Мстиша, заражённая разлитой в воздухе лихорадкой жизни, точно вынырнула на поверхность из глубокого омута. Мысль, пришедшая к ней неожиданно и ясно, заставила спрыгнуть с лавки. Как была — босиком, обмотанная старой Незваниной ветошью — она выскочила во двор. Старик по своему новому обыкновению играл на жалейке. Без лишних предисловий Мстиша провозгласила:
— Должен быть способ вернуть моё тело!
Шуляк с достоинством закончил наигрыш и, отложив рожок, перевёл прищуренные глаза на княжну.
— Я уж думал, ты никогда не спросишь. Оклемалась, значит, — беззлобно заметил он. Продолжая нежно поглаживать стан дудочки, он посмотрел вдаль и наконец кивнул: — Способ есть.
Мстислава нетерпеливо переступила с ноги на ногу. Она не замечала холода, шедшего от студёной, едва оттаявшей земли.
— Ты обратишься в свою настоящую личину, если Ратмир назовёт тебя по имени.
На губах княжны появилась несмелая улыбка. Недоверчиво поглядывая на колдуна, она неуверенно проговорила:
— Только и всего? Но ведь это легче простого. Я расскажу ему о нашем договоре с Незваной, о её колдовстве. Если он не поверит, я смогу припомнить что-то, что знаем только он и я…
Волхв покачал головой.
— Он должен узнать тебя сам. Если попытаешься открыться ему, колдовство навсегда вступит в права и изменить его станет невозможно. Ты навечно останешься в её личине, а она — в твоей.