Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы
Шрифт:
Еще одно заокеанское нововведение — автоматические камеры хранения на вокзале. О них в первые дни визита отцу рассказали советские журналисты. Перед посадкой в поезд, которым делегации предстояло проследовать из Вашингтона в Нью-Йорк, отец попросил показать, что это такое. Оказалось очень просто: вместо того чтобы выстаивать очередь в вокзальное багажное отделение с целью сначала сдать кладовщику чемодан, а затем получить его, достаточно отыскать свободную кабинку, они выстроились в зале ожидания наподобие полок в библиотеке, запихнуть в нишу свои вещи, опустить в специальную прорезь монету — и дальше иди гуляй сколько хочешь, вернее за сколько времени ты заплатил. Отец поразился, как это мы до такого не додумались. После визита в США в нашей стране быстро наладили производство багажных ячеек. Теперь уже никто и не припомнит, откуда они
Из Сан-Франциско отцу предстояло перелететь в Де-Мойн, столицу штата Айова, кукурузную кладовую Соединенных Штатов. Главы государств и правительств этот город обычно не посещают, он лежит в стороне от маршрутов официальных делегаций. Для отца сделали исключение. Здесь жил его давний знакомый, влюбленный в кукурузу миллионер-фермер Росуэлл Гарст. Познакомились они в первые послесталинские годы, не помню точно, в 1954 или 1955-м. Началось все с публикации в айовской газете «Дэ-Мойн реджистер» статьи, призвавшей Советский Союз, вместо того чтобы тратить миллиарды на гонку вооружений, посоревноваться на фермерских и колхозных полях. Победитель докажет преимущество своей социальной системы, мирно высевая в землю кукурузные и пшеничные зерна, а не корежа ее взрывами сверхмощных бомб. Со своей стороны, редактор газеты обещал теплый прием и заверил, что айовцы без утайки поделятся сельскохозяйственными секретами с советскими гостями. Рассчитывал ли редактор, что его послание дойдет до Хрущева, или это был просто журналистский прием, сейчас сказать невозможно. Отец прочитал перевод статьи, опубликованной в американской глубинке, уже на следующий день. Советское посольство, служившие в нем разведчики выписывали все местные издания, надеясь, и не без оснований, выловить из них крупицы интересующей их информации. Так же поступало и американское посольство в Москве. Правда, не всегда успешно. КГБ прилагал максимум усилий, чтобы не дать им подписаться на местную печать, особенно, на районные газеты, из которых можно было почерпнуть столь ценимые профессионалами подробности.
Отец живо откликнулся на приглашение. Через пару месяцев в Айову отбыла делегация советских ученых во главе с министром сельского хозяйства Владимиром Мацкевичем. По возвращении им предстояло подробно доложить отцу, где кроется секрет американских успехов и как нам обогнать США в производстве продуктов питания.
Американцы встретили Мацкевича и его группу радушно, без устали возили по полям, показывали всё без утайки, снабдили целым ворохом литературы. По возвращении в Москву ученые представили отцу пухлый отчет, при встрече рассказали о невиданных у нас диковинах. Одна из них особенно поразила отца. Хитроумные янки калибруют кукурузные зерна на специальных заводах, высевают в землю только отборные семена, что дает немалую прибавку урожая. Мало того, сеют они не просто кукурузу, а специальные гибридные семена, что еще более повышает урожайность. Правда, рассказывая отцу о гибридах, гости замялись. Эта идея входила в противоречие с утверждениями вновь набиравшего силу и все более поддерживаемого отцом Трофима Лысенко, отдавала «буржуазным идеализмом в биологии», «вейсманизмом-морганизмом». В недавние сталинские времена за подобную «научную ересь» сажали в тюрьму. Теперь дули другие ветры, но докладчик подчеркнул идеологическую невыдержанность гибридизации. Отца мало заинтересовало, противоречат или нет американские гибриды теориям Лысенко. Главное — результат.
Кукуруза, по словам ученых, давала уникальную возможность решить проблему производства мяса в нашей северной заснеженной стране, где выпасать скот на зеленых лугах, в отличие от американского Техаса, Ирландии или Новой Зеландии, можно не десять месяцев, а то и круглый год, а всего три-четыре месяца, по-южнее — до полугода. На остальное время требовалось накопить корм, кормовых единиц, как говорили ученые. Больше всего их содержалось в стеблях, листьях, молодых початках кукурузы, из них получался самый лучший силос, зимняя еда сельскохозяйственной живности. Правда, чтобы вырастить кукурузу, требовалось приложить руки: прорыхлить, прополоть, подкормить. Она требовала внимания весь сезон. Но другого способа преодолеть постоянную нехватку продуктов отец не видел. Купить мясо было не у кого, торговлю с Западом наглухо перекрывал «железный занавес». Гибридная кукуруза представлялась отцу той магической ниточкой, потянув за которую, удастся разрешить продовольственную проблему, вдоволь накормить народ.
В России до сих пор
Гарст, как и отец, терпеть не мог протокола. Ему хотелось обстоятельно показать гостю свои поля, ферму, калибровочный завод, позволяющий из океана кукурузных зерен отбирать на семена лучшие из лучших. А тут сплошные ограничения — туда нельзя, сюда не ступи, стаи журналистов вокруг. Фермер предложил отцу сбежать. Он приедет за ним на своей машине на рассвете. Гарст знал, что отец встает рано. Они, пока вся эта свора спит, смогут обстоятельно осмотреть хозяйство.
Отец на секунду представил себе, какой переполох в обеих странах вызовет исчезновение даже на непродолжительное время Председателя Совета министров СССР. Не скрою, его подмывало включиться в игру, принять предложение, но… Выехал он согласно расписанию в девять утра 23 сентября. На своей ферме Гарст весь день боролся с вездесущими репортерами, отбивался от них кукурузными початками, швырял в них навозом и даже грозил выпустить свирепого быка. Чем больше он распалялся, тем больше доставлял удовольствия своим недругам, в газетах информация расцвечивалась сочными деталями, а о фотографиях нечего и говорить. Они обошли весь мир. Возможно, Гарст и подыгрывал, такую рекламу удается сделать не каждый день. Но это неважно, главное — день прошел удачно и Гарст и отец остались довольны. Отец не раз вспоминал об американском фермере. Приводил его в пример нашим сельскохозяйственникам. Он с сыновьями производил продукции больше, чем наш колхоз.
Накануне, вечером 22 сентября, отец посетил в Де-Мойне мясоперерабатывающий завод. Побывал он и в колбасном цехе, на автоматической линии, набивающей сосиски. Отведав, отец похвалил продукцию, правда, пообещал вскоре превзойти хозяев. К слову помянул, что недавно видел, как на одном из заводов у нас вот так же на потоке выпускают ракеты. Слушатели пропустили шпильку мимо ушей, их сферу интересов ракеты не затрагивали. Только переводчик Госдепартамента мистер Акаловский записал слова отца в свою книжку. В его задачу входило скрупулезно фиксировать все, что говорит отец. Для домашнего анализа.
Сейчас эти записи рассекречены и с ними можно ознакомиться. Чего там только нет! И рассказ отца, случайно обратившего внимание в бухте Золотой Рог на авианосец, о том, что мы отказываемся от надводного флота, потому что ему не устоять против запускаемых с подводных лодок ракет. И его замечание об уязвимости современных бомбардировщиков. И упоминание о нашем лайнере Ан-10, способном с сотней пассажиров на борту приземлиться на необорудованных аэродромах. И еще многое, многое другое.
В одном из отчетов есть упоминание и обо мне. Акаловский пишет, что в момент посадки на аэродроме Де-Мойна сын премьера снял кинокамерой реактивные истребители, стоявшие неподалеку от взлетной полосы.
Я вспомнил, был такой грех. Всю поездку я соперничал с профессионалами, снимал на восьмимиллиметровую пленку все, что попадалось на глаза. Получился длинный и скучный фильм, но среди московских знакомых он пользовался успехом, дверь во внешний мир только приоткрывалась, любая информация извне вызывала восторг и удивление.
Правда, на истребители, кроме мистера Акаловского, никто внимания не обратил, хотя я показывал фильм и в челомеевском конструкторском бюро, и еще где-то у авиационщиков. Для специалистов они интереса не представляли, стары.
Я привел этот эпизод не с целью кого-нибудь обидеть или тем более не потому, что обиделся сам. Он просто очень точно отражает ту взаимную настороженность, которая сопутствовала каждому нашему шагу, каждому движению. Нас не оставляли без внимания ни на минуту.
В этой связи вспомнился еще такой эпизод. В первой половине 1959 года первую челомеевскую ракету с раскрывающимся крылом П-5 приняли на вооружение. Делалось это тогда постановлением правительства, в котором подробно расписывалось, где и как ее производить, хранить, кому поставлять. В самом конце следовали «пряники»: ордена, медали, премии. Все это, естественно, «секретно», чаще «совершенно секретно», «особой важности». Владимир Николаевич стал Героем Социалистического Труда и лауреатом Ленинской премии. С ним премию получили еще одиннадцать работников конструкторского бюро. Нам выделили одну Ленинскую премию, а бывало, что, расщедрившись, за удачную разработку их отстегивали две-три и более. Тогда количество лауреатов-ракетчиков доходило до сотни.