Никогда_не...

Танич Таня

— Подойдёшь потом ко мне, я в приемном буду ожидать, — деловито бросает Валерий Иванович и за плечо увлекает с собой Леночку, которая по уговору, ровно через десять минут должна вернуться и провести меня в палату. Скоро начнётся действие лекарств, и чтобы им не пришлось тащить наверх мое похрапывающее тело, мы договорились, что я не нарушу установленного времени. Хотя, «договорились» не совсем то слово, которое стоило бы применять к нашему соглашению. Скорее, я добилась желаемого шантажом, слегка приврав, что я не фотограф, а известный

блогер и когда выздоровею, сделаю их больнице либо шикарную рекламу, лично Валерию Ивановичу и Леночке, либо насочиняю небылиц, как они меня здесь мучили и бинтовали нестерильными бинтами.

Хорошо что им, как и многим врачам не хватает времени на интернет, и они не знают о том, что я не блогер, а заодно и о скандале в паблике Кристины. Ещё неизвестно, как бы они отнесись ко мне тогда.

Главное — я добилась своего. У месть есть десять минут, кроме Артура в коридоре больше никого нет, и я могу, не боясь, что меня услышат, открыть все свои намерения,

— Я не собираю тут сидеть больше суток. Завтра… то есть, сегодня после рентгена ты меня заберёшь.

— Что? — он воровато оглядывается, как будто даже пустые стены могут нас услышать. — Полина! Зачем? Не надо рисковать, это твое здоровье!

— Все в порядке будет с моим здоровьем. А вот если останусь здесь хотя бы на три дня, тогда точно поплохеет. У нас нет этих трёх дней, понимаешь?

— Почему нет? Надо долечиться, — упрямо стоит на своём Артур.

— Если мы не поспешим, в больнице могут узнать про скандал, и тогда меня придушат подушкой ночью сами же медсестры. Или соседки по палате. Все, у кого есть дети! А здесь у всех есть дети, сам понимаешь.

Этот аргумент, который я выдумала, чтобы немного сгустить краски, имеет на Артура наибольшее влияние.

— А точно. Я не подумал об этом… Может, перевезем тебя в область тогда?

— Не надо в область, лучше в столицу, — торопливо шепчу я, удивляясь, как после укола успокоительного мне легко и просто говорится, и боль как будто совсем отпустила. — Зачем нам промежуточные остановки?

— Ты не успокоишься, пока я не соглашусь, да? — кажется, Артур просек мои хитрости.

— Ну, как сказать…

— Ладно, — он усмехается, и это очень здорово. — Когда думаешь уйти?

— Завтра. То есть, сегодня. Ну, после рентгена, пусть уже сделают этот снимок, хотя мне и так уже хорошо.

— Нет, не чуди. Рентген надо сделать, — он хмурится, и я понимаю, что чрезмерной спешкой только ухудшу ситуацию.

— Да я согласна, согласна. Я же говорю — после рентгена и даже после обеда. Посплю еще, поем в больничной столовой супчик. Я сто лет не ела больничных супчиков.

— Полина, — Артур снова улыбается, несмотря на то, что обеспокоенность на его лице никуда не делась. — Какой там супчик. У нас давно ничем не кормят, если родственники не привезут. Так что с супом ничего не выйдет. А ты какой хотела?

— Гороховый, — абсолютно серьезно говорю

я. — Как в детстве. Я лежала в детстве в лор-отделении, мне гланды удаляли. Кормили мороженым и гороховым супчиком. Он был стремный, но это как в школьной столовке, знаешь? Даже ужасные котлеты с голодухи вкусные.

— Я привезу тебе суп, — улыбка так и не сходит с его лица, и я считаю это хорошим знаком. — Гороховый, как ты хочешь. Приготовлю и привезу.

— Правда? — я очень хочу его обнять, несмотря на вонючую мазь и свежие бинты, которые могут съехать. — Правда-правда привезёшь?

— Да, в часы посещения. Тут с одиннадцати, кажется. Я тоже, когда лежал, помню. Но я в травматологии, как и ты, был.

— Видишь, сколько у нас с тобой общего, — окончательно поддавшись приступу сентиментальности, я прислоняет лбом к его груди и говорю какие-то глупые вещи, которые никогда бы не подумала, что будут меня волновать. — А теперь ты еще и видел меня в таком виде… В самом худшем. И если не сбежишь после этого, значит, мы точно проживем с тобой долго и счастливо, что бы там ни говорили всякие козлы, да?

— Да по-любому. Так и будет, — он снова аккуратно, так, что я едва чувствую, обнимает меня, скорее даже окружает собой. — Даже не думай про всякую херню, Полин. Мудаки пусть чешут языками. А нам с тобой какое дело?

— Никакого, — мычу я ему в грудь, но тут же вспоминаю, что осталось очень мало времени, а главного мы так и не решили, отстраняюсь. — Артур! Ты только не едь к себе, ладно? Твои опять придут тебя уговаривать, вы поругаетесь, подеретесь, кто-то кого-то убьёт, тебя посадят, а я буду носить в тюрьму передачки и мы опять никуда не уедем!

— Офигеть у тебя планы! — уже не скрываясь, смеётся он. — И ты что, останешься тогда? Здесь — ради меня?

— После того, как ты не фукал и обнимал меня даже с этой ужасной мазью, это наименьшее, что я могу сделать, — теперь у меня тоже получается смеяться, а не булькать, правда, очень тихо. — Но лучше без этого, ладно? Давай, чтоб хоть сегодняшний день прошёл спокойно.

— Что предлагаешь? — хотя, по глазам вижу, что он уже догадался.

— Езжай ко мне. Спокойно выспишься, отдохнёшь — я так хочу, чтобы ты, наконец, отдохнул, Артур… Я уже переживаю — ты как со мной познакомился, вообще не спал нормально.

— Так я не жалуюсь, — хорошо, что у него исправилось настроение и пугающаяся мрачность сошла на нет. Плохо, что он не воспринимает мои слова всерьёз. — Я б еще не поспал. Мне и сегодня будет не фонтан одному в твоей кровати.

— Ничего, зато точно уснёшь.

— Ну, не знаю…

— Артур!

— Ладно, ладно, — он настороженно оглядывается — за стеклянной дверью, ведущей из отделения, начинают вырисоваться какие-то силуэты — кажется, наше время вышло, и Леночка возвращается по мою душу. — Хорошо, Полин, не переживай. Я поеду к тебе. Может, вещи какие взять, что надо?