Никто об этом не узнает
Шрифт:
— Это хорошо ещё, что я вернулся домой рано, хотя не должен был. Даже подумать боюсь, что стало бы, задержись я чуть дольше. Твой поганый сын чуть не изнасиловал мою дочь! Ты это понимаешь? И теперь можешь хоть реветь с утра до ночи, хоть отцу своему жаловаться, но ноги этого мерзавца в моём доме не будет! Ты ещё спасибо скажи, что я его просто отошлю. Таким, как он, место в колонии.
— Дима, прошу, не надо! — рыдала мачеха. — Почему ты думаешь, что он… что он силой её…?
— Да потому что я всё видел собственными глазами! — орал отец. — Я
— Но ведь они просто целовались! Ты же сказал…
— Просто? Просто?! Да ты совсем рехнулась? Он её схватил, лез к ней насильно. И дальше дело не зашло только потому, что я вовремя вмешался!
Они спорили и ругались не час и не два. Самого Максима в доме не было, его почти сразу отправили к деду.
Несмотря на решительность отца, Алёна до последнего надеялась, что ярость у него схлынет и он сможет выслушать её спокойно.
Однако поговорить получилось только утром. Да и то не получилось.
Он не слышал её. Верил, что она его просто покрывает по наивности своей или же, возможно, «подонок запугал девочку».
— Не проси за него. Он тут не останется. Это решено и это не обсуждается. Я жалею только об одном, что не отослал его раньше.
Отец убеждал её, что так будет лучше для всех, а для неё — в первую очередь. И возможно, он прав, потому что рядом с ним, она бы никогда не успокоилась, продолжала мучиться, томиться, разрываться между долгом, стыдом и чувствами, которыми управлять, оказывается, совершенно не умела.
Но до чего же не хотелось с ним вот так расставаться! До чего же больно становилось от одной лишь мысли, что он уедет так далеко и так надолго, что никогда она больше не увидит его за завтраком или ужином, не услышит его голоса, его смех, его песни… Казалось, будто клок из сердца вырвали и теперь там кровоточащая рана.
Отец предпринял всё возможное, чтобы они больше не встретились, не попрощались. Отключил интернет и телефон у неё отнял.
«Потом, — сказал верну, — когда этот уедет».
И даже в школу её не пускал. Велел, чтоб из дома ни ногой.
Неужели боялся, что Максим ради неё вырвется от деда и примчится к гимназии? Глупо, конечно. Зря отец так перестраховывался. Максим бы никогда так не сделал, к сожалению. Да и писать-звонить не стал бы…
Дома без Максима было пусто, но в классе отчего-то его отсутствие ощущалось ещё острее.
Когда она вошла в аудиторию после трёхдневных «каникул», все, буквально все, уставились на неё. Кто — с интересом, кто — с напряжением, кто — в замешательстве.
Алёна едва успела сесть за свою парту, когда увидела в дверях Кристину. Та выглядела вроде и обычно, но что-то в ней неуловимо изменилось. Может, не накрасилась? Или приболела?
Да в общем-то, ей всё равно, приди Фадеева хоть лысой.
Алёна отвела взгляд, но в следующую же секунду услышала визгливое:
— Это всё из-за тебя!
Даже не догадываясь,
— Из-за тебя его отослали! — Кристина и начала-то возбуждённо, а с каждой секундой, с каждым словом, похоже, входила во всё больший раж. Глаза её гневно, с явной безуминкой блестели. Бледное лицо пошло алыми пятнами. — Если бы не ты… если бы не свалилась на нашу голову… ничего бы этого не было. И Макс был бы здесь, с нами! Знала бы ты, как я тебя ненавижу! Как ты мне противна этим своим овечьим взглядом! Зачем ты вообще сюда приехала? Кому ты тут нужна? Сидела бы в своей деревне! Там тебе самое место… А он… он бы…
У Кристины началась форменная истерика. Её заметно потряхивало, даже Ренат встревожился:
— Крис, Крис, успокойся… Макс, ведь не умер. Ну, уехал, вернётся через год.
Но она уже рыдала вслух, уронив голову на парту. Все озадаченно переглядывались. Мансуров присел рядом с ней, положил ей на плечо ладонь.
— Не обращай на неё внимания, — промолвил под боком Стас.
Кристина вдруг вскинула голову, повернулась к Мансурову.
— Прости, Ренатик, но отсядь, без обид. Это место Макса.
Затем, шмыгнув носом, обвела взглядом класс, вновь остановилась на Алёне, прищурилась:
— Что смотришь? Довольна? Думаешь, всех сделала? — Кристина криво улыбнулась. — Думаешь, ты такая офигенная, что за тобой аж двое ухлёстывали? Как бы не так! А ты знаешь, что эти двое…
— Фадеева, заглохни! — рявкнул Стас.
— Крис! Крис! Прекрати! — засуетился Ренат.
— … эти двое поспорили, кто из них первым тебя трахнет. Да-да! Что вылупилась? Не веришь? — Кристина рассмеялась. — Именно так. Мы всем классом наблюдали, делали ставки… Ууу, а что это у нас такое лицо? Ты и правда думала, что они оба вдруг ослепли, сошли с ума и влюбились в такую замухрышку, да? Ха! Ну ты и дура…
Алёне казалось, что всё вокруг стало вдруг нереальным, сплошной сюр. Потому что… ну не может же быть так на самом деле? Не могут ведь вот так разыгрывать живого человека?
Она привстала, потрясённая, оглянулась…
— Стас?
— Да слушай ты её больше, — буркнул он, сам красный и злой, и в глаза не смотрит.
Кристина захохотала, правда, как-то совсем не весело.
— Ренат? — Алёна пыталась поймать его взгляд, но тщетно — он, покачав головой каким-то своим мыслям, отвернулся.
— Что, доярка, в шоке? Размечталась, а тут — на тебе…
Алёна схватила сумку и выбежала из класса под нездоровый смех Кристины.
— Беги, беги и не возвращайся! — полетело в спину.
«И не вернусь, — думала Алёна, опрометью сбегая с лестницы. — Ни за что не вернусь!».
Домой добиралась на такси. Не стесняясь водителя, рыдала в три ручья.
Как же так? Разве можно спорить о таком? Ставить на кон человека? Так подло играть его чувствами? Выходит, всё это: кино, ухаживания, комплименты, забота, беседы по душам — было фальшивкой? Сплошным обманом, циничным и жестоким?