Никто об этом не узнает
Шрифт:
Но не успела она нажать отбой, как услышала прямо за спиной голос.
— Мансуров?
Сердце тут же сделало резкий скачок, а кожу вдоль позвоночника осыпало мурашками. Она чувствовала затылком его дыхание, его напряжённый взгляд и трусила обернуться, трусила оказаться с ним лицом к лицу, так непозволительно близко.
— Зовёт тебя к себе?
— Да, — глухо произнесла она, затем, сглотнув ком в горле, зачем-то добавила: — У нас общее задание по литературе.
— Знаю я это задание.
Его
— Не ходи к нему. Он хочет тебя просто тра… Переспать с тобой он хочет.
Алёна резко развернулась. От смущения и гнева лицо её вспыхнуло, кровь яростно застучала в висках.
— Ты… да как ты смеешь?
Он оказался ещё ближе, чем она думала — стоял почти вплотную и смотрел так, будто в самую душу заглядывал. Желая хоть чуть-чуть увеличить расстояние между ними, Алёна буквально вжалась спиной в подоконник.
— Ты по себе не суди! — выдавила она с усилием. Во рту вдруг пересохло.
Он удивлённо взметнул брови, затем нахмурился.
— Ты про что?
— Про всё! — Чёрт, опять вырвалось с явными нотками истерики. Но как тут успокоиться, когда он всего в нескольких сантиметрах, когда его дыхание опаляет кожу, когда глаза так близко, что голова кругом идёт?
— Про что — про всё? — похоже, недоумевал он совершенно искренне. — Я тебя даже не трогал никогда, даже не думал о… Или ты про то, что мы тогда с тобой в коридоре целовались?
Его взгляд сместился к губам и почти тотчас потемнел, налился странной тяжестью, пугающей и волнующей одновременно.
— При чём тут это… я вообще не про себя, — пролепетала Алёна, чувствуя, как горят губы от этого взгляда, как жар наполняет её изнутри.
— А про кого? О, ты про Крис, что ли? — догадался он и тут же пренебрежительно фыркнул: — Пффф.
— Я слышала, как вы сегодня ночью…
— Ну да, было. Но что с того? Это вообще неважно. Для меня это никакого значения не имеет.
Его ответ обескуражил её настолько, что непроизвольно вырвалось:
— Зато для меня имеет!
Алёна спохватилась, но поздно. Всё он понял и посмотрел так, будто знает теперь все её мысли, даже самые потаённые. Как же стыдно!
— Это был просто секс, к тому же по пьяни, — произнёс он хриплым полушёпотом, снова мучая взглядом губы. — Этого бы даже не случилось, если б ты вчера уехала со мной. И если тебе это неприятно, больше такого и не случится. Обещаю. Только не ходи к Мансурову.
Словно в ответ на его слова телефон вновь зазвонил. И морок, сковавший её порукам и ногам, рассеялся. Снова Ренат. Как же вовремя этот его звонок! Она ведь почти сдалась, почти подчинилась этому странному, точно гипнотическому, влиянию.
— Пропусти меня! —
Он коротко взвыл, сморщился, но отстранился лишь на мгновение и тут же грубо схватил её здоровой рукой, рывком прижал к себе, зашептал горячо:
— Да не будь ты такой дурой! Почему ты не слышишь меня? Почему не поймёшь никак? Я же сказал, что ему от тебя нужно…
Алёна попыталась оттолкнуть его.
— Я тебе не дура! — зашипела она, выворачиваясь. Но он притиснул её к себе ещё крепче. — Пусти, я сказала!
— Не дура, не дура, — прошептал в самые губы, отчего новая волна мурашек осыпала её кожу. — Конечно, не дура, — И рвано выдохнув, впился поцелуем.
Целовал он с таким неистовым отчаянием, будто погибал и искал спасения.
Телефон продолжал назойливо пиликать, но она едва ли различала его трели. Всё, что она слышала — это срывающиеся вздохи, всё, что чувствовала — это жар его тела, мягкие, нетерпеливые губы, незнакомое томление. Голова шла кругом, сердце колотилось где-то у самого горла, и всё внутри скручивалось в сладком спазме.
Внезапно поцелуй их прервался, жаркие объятия разомкнулись, да так резко, что казалось, будто она секунду назад парила в тёплом воздухе и вдруг упала на холодную твердь.
Алёна непонимающе распахнула глаза и отшатнулась.
Отец, белый как полотно, держал Максима за грудки.
— Как ты… как ты посмел? Подонок! — цедил он сквозь зубы. — Как ты посмел тронуть её?
Алёна, онемев от потрясения, наблюдала, как отец припечатал Максима спиной к стене. Тот не сопротивлялся, не пытался освободиться, ничего не говорил и даже не смотрел на отца. Он продолжал смотреть на Алёну, неотрывно, всё с той же страстью, как будто до сих пор целовал её, как будто они были здесь только вдвоём.
Отец негодовал, бесновался, выкрикивал страшные слова, угрозы, ругательства, а потом вдруг с размаху ударил Максима кулаком. Голова его откинулась, глухо стукнулась о стену. На губах тотчас выступила кровь.
Алёна вскрикнула, зажмурившись, а в следующий миг закричала:
— Папа! Не надо! Оставь его!
Отец, как ни странно, послушался. Убрал руки, повернулся к Алёне, посмотрел с такой горечью, что стало нестерпимо стыдно, затем решительно шагнул к ней и, взяв под руку, вывел из комнаты.
На пороге она обернулась на кратчайшее мгновение, но успела поймать отчаянный взгляд Максима, взгляд, который, наверное, забыть уже не сможет.
Алёна напряжённо вслушивалась в крики за стеной. Там, в своём кабинете, отец ругался с Жанной Валерьевной.