Никто об этом не узнает
Шрифт:
Наверное, подумал, лучше поговорить с ней после школы. Сейчас и не уединиться толком, и впопыхах нормально сказать вряд ли получится.
А вот потом… Как раз и родителей не будет дома: отец вечно в своём штабе теперь торчит. У матери — или салоны, или подружки, или шопинг.
Расслабленный, Максим незаметно задремал, да так крепко, что его ни Артём, ни затем Жанна Валерьевна не смогли добудиться.
— Не пойду никуда, ни в какую школу, спать хочу, — заявил.
Лишь около полудня его выдернул из сна опенинг к «Cruel Intentions», поставленный на Лужина — фаната
— Чего тебе?
— Макс, ты как? В порядке? Чего в школу не пошёл? Просто тут такие дела творятся, — затараторил Ник возбуждённо. — Крис на пару с Мансуровым народ против тебя баламутит. Говорят они, слился ты. На доярку… на Алёну запал, бегаешь за ней, как собачка. И вообще… Крис орёт, что раз ты снюхался с чмошницей — это не я так говорю, это её слова, — то и сам зачморился. А Ренат заявил, что ты его подставил… короче, вообще, назвал тебя… ну… крысой.
— Ничего себе, — хмыкнул Максим. — У Ренатика, гляжу, совсем колпак съехал.
— А что у вас там произошло?
— А что, Мансуров не рассказал?
— Ну, так в общих чертах. Сказал, что у него всё вчера на мази было, а ты вмешался и обломал его. Правда?
— Правда.
— Так, значит, и Крис не гонит…? Ты правда с ней, с Алёной…
— А это уже не твоё дело. Она там как? Крис её не задирает?
— Да нет. Молчит. Крис и про тебя-то при ней ничего не говорит. Но лучше б ты, Макс, пришёл сегодня, — помолчав, пробубнил Ник. — Они вдвоём всех против тебя настраивают. Бойкот объявили. Типа общаться теперь с тобой и даже здороваться — западло. Никто не знает, что я тебе звоню. Так что ты, Макс, меня не пали.
— А зачем тогда звонишь? — резонно спросил Максим.
Ник замялся, затем выдавил неуверенно:
— Ну… я ж накосячил тогда… рука вон у тебя из-за меня… и вообще…
Вот именно, и вообще. Максим давно не верил в благородные порывы. И в раскаяние Ника не верил тем более. Просто тот наверняка понимал, что Ренат сдуется, как только появится Макс. Что все эти революционные речи заглохнут тут же. Ну а истерику Крис и вовсе принимать всерьёз не стоило.
Да и отец Лужина вечно ему напевал (Ник сам, смеясь, выболтал), чтоб сын держался семейства Явницких. Вот, поди, он и следует батиным наказам.
Хотелось съязвить, что, мол, прогиб засчитан, да и спать себе дальше, но Ник вдруг обронил:
— Может, тебе интересно будет, но Ренат тут кое-что решил замутить… Ну, как Алёну прикатать на это дело…
Сон тотчас как рукой сняло.
— Только он велел тебе не говорить, так что ты, Макс, сам понимаешь, про меня ни слова.
— Что он задумал? — потребовал ответа Максим, а у самого горло так и перехватило.
— Ну, они типа договорились, что она к нему в гости сегодня придёт. Им Аллочка проект вроде какой-то совместный по литературе поручила сделать, вот они решили, что у него будут. Шилов тоже хотел с ней, конечно же, но обломался. Короче, Ренат там что-то надумал с колёсами намутить. То ли экстази, то ли ещё что ей в чай подкинуть, ну чтоб она… ну ты сам понимаешь. Ну и транслировать всё
Минут десять Максим безостановочно и поочерёдно звонил то Алёне, то Ренату.
Она сначала упорно сбрасывала звонки, а потом и вовсе отключила телефон. Ну а номер Мансурова был перманентно занят — очевидно, друг занёс его в чёрный список.
Максим прикинул по времени — ехать в гимназию смысла уже никакого не было. Пока доберётся по пробкам, они, скорее всего, разъедутся.
На худой конец, говорил он себе, можно вломиться к Мансуровым. Правда, Ренат в свете последних событий очень возможно велит охраннику Явницкого не впускать, но разве ж это преграда?
Впрочем, никуда вламываться, к счастью, не пришлось, спустя полчаса во двор плавно въехал отцовский кадиллак, из которого вышли сначала Артём, потом — Алёна.
Осталось только дождаться, когда она поднимется к себе…
Глава 17
Когда-то в детстве Артём выпросил у родителей щенка. Не нужен был ему щенок. В отличие от большинства семилетних мальчишек он никогда не мечтал о собаке. А вот брат его, прекрасный старший брат, мечтал. Максу было девять, всего-то два года, а каким взрослым он тогда казался Артёму. Взрослым, сильным, смелым и независимым.
Сколько себя помнил, Артём всегда хотел быть похожим на брата, восхищался им, тянулся к нему. Но тот неизменно отталкивал, осыпал насмешками или попросту грубо посылал. Порой доводил до слёз.
Мать обещала, что с возрастом всё это пройдёт, ведь два года — это сущий пустяк. И они подружатся. Но Максим продолжал не замечать младшего брата.
Вот тогда-то Артём подслушал, как отец сухо и бескомпромиссно заявил в ответ на просьбу Макса, что никаких собак в своём доме не потерпит. А Макс любил собак. Он всегда их тормошил, подкармливал. Даже все уличные бродяжки его знали и вечно семенили за ним свитой. Но тому хотелось свою.
Поэтому-то Артём и выпросил. Мечтал подарить брату, от чистого сердца. Но тот… даже вспомнить обидно. Не принял подарка, психанул, крикнул что-то грубое в запале и, в итоге, отдалился ещё больше.
Щенка потом забрал себе отцовский водитель.
Со временем обида на брата прошла, а желание сблизиться осталось, но к нему разве подступишься?
Артём, в общем-то, понимал, отчего Макс такой — из-за отца, естественно. Тот всегда шпынял старшего сына по поводу и без, и явственно, словно напоказ, благоволил к младшему.
Но Артём ведь тут ни при чём. Он даже, как мог, сглаживал острые углы в их отношениях, но от этого отец ещё больше им умилялся, а брат презрительно называл подхалимом.
Наверное, Артём мог бы и дальше терпеть это пренебрежение. С трудом, с горечью, но мог бы. В конце концов, привык уже.
Но потом появилась она. Мерзкая Алёна.
Нет, сначала всё было не настолько ужасно. Она сразу всем не нравилась и стала для их семьи общей неприятностью. Но затем всё как-то незаметно изменилось.