"Никто" так не смотрит

Кистяева Марина

Между их взглядами происходила невидимая битва. Он аккуратно давил, она так же мягко настаивала на своем.

– Что ты тут делаешь?
– наконец, спросила она, понимая, что одерживает небольшую победу.

Он ей уступал. Незримо и так же аккуратно.

– Что и ты. Проверяю питомцев. Пошли к Багире, она ждет.

Есения не устояла перед предложением. Багира - это особая любовь. Ягуар почувствовала их приближение и вышла навстречу. Передвигалась она более уверенно.

Как и в прошлый раз, Есения завороженно смотрела на хищницу. Невероятно

красивый зверь! Сколько в ней грации, сколько свободолюбия.

– Она идет на поправку.

– Это хорошо...

А вот когда Потап потянул рычаг, собираясь войти в клетку к хищнику без дрессировщика, Есения переполошилась.

– Ты чего?
– удивился Потап, задерживая руку на рычаге.

– Не надо, - внезапно попросила Есения, не в состоянии объяснить некое чувство тревоги, коснувшееся груди.

Оно было, и все тут.

Глупо, наверное. По-детски.

Но как есть.

Чтобы окончательно склонить Потапа на свою сторону, она сделала следующий шаг - накрыла его ладонь своей.

Потап глубоко дышал. Вдох. Выдох. Иногда Есения была не в состоянии постичь его эмоции. Она прикоснулась к нему так... легонько... А он застыл истуканом.

Правда, то, что ее собственное сердце споткнулось, она предпочла не замечать.

– Хорошо.

Багира подошла к краю вольера. Прошлась взад-вперед, красуясь.

– Красивый хищник, - заметила Есения.

Потап промолчал.

– Еще на одну экскурсию в лабораторию не хочешь сгонять?
– внезапно выдал он.
– Тебя ждут в понедельник. Могу показать твое рабочее место уже сегодня.

Потап, как бы между делом, сунул руки в карманы сюртука и качнулся на пятках. Нервничал?

Да, нервничал. На скулах ходили желваки, и складка межбровная четче прорисовалась.

Есения сделала вид, что чрезвычайно занята закидыванием рюкзака на плечо. А у самой внутри целый шквал эмоций и неуверенности.

Даже Ромыч, черт побери, за Потапа выступал. Она не то чтобы против... Скорее, она не готова к возвращению прежнего формата общения.

А он точно будет как прежде?

Ответ лежал на поверхности. Нет.

Она же выставила его за дверь в то утро. Напоила кофе, накормила яичницей с беконом и спровадила, не дав ничего сказать. Потому что ну что говорить? А?

Она лично не знала. Пока так точно.

Поэтому Есения не спешила. Пусть будет, как будет.

Парадокс заключался в том, что сейчас ей не хотелось с ним расставаться.

– Поехали, - негромко отозвалась она.

Услышав ее ответ, Мазуров мгновенно расслабился.

Более того! Он не скрывал своей реакции.

В машине он перехватил руку Есении, поднес ее к губам и прижался ими к тыльной поверхности.

– Спасибо, - глухо выдавил он.

Есения быстро облизнула пересохшие губы. В рюкзаке был бальзам. Надо им воспользоваться.

– За что?
– так же глухо отозвалась она. В ушах зашумело.

– За то, что даешь мне второй шанс.

Есения выдержала его взгляд. Не отвела глаза.

– Я еще ничего не решила,

Потап.

– Пока и не надо. Просто будь, ладно, Ясь? Не убегай, не отталкивай. Я не жду, что ты меня простишь в одночасье...

– Мне не за что тебя прощать, - быстро выдала она, по-прежнему не в состоянии вернуть руку себе.

– Да неужели?
– Впервые за долгое время в голосе Мазурова появились ироничные нотки.

Есения сразу притихла.

Что-то изменилось в их общении. В атмосфере в машине. Она потяжелела, сгустилась.

Есения приготовилась и, как оказалось, не зря.

– Ты заболела на нервном срыве!
– повысил голос Потап. Он у него вибрировал, рвался.

– Такое бывает...

Вот зачем она встряла в разговор?

Потап резковато крутанул руль, хорошо, что Есения была пристегнута. Ремень безопасности неприятно врезался в грудь. Мазуров свернул на обочину и остановил машину, после чего повернулся к ней.

Его глаза пылали, по лицу прошла рябь. Он точно из последних сил сдерживал рвущиеся наружу эмоции. И эти эмоции обладали свойством тайфуна.

Вместо того чтобы испугаться - она находилась в замкнутом пространстве с разгневанным мужчиной, - ей отчаянно захотелось зажать ему рот ладонью и обнять. Прижаться к нему. Или его к себе прижать. Сделать хоть что-то, чтобы облегчить ему боль!

Она знала, что такое боль, и видеть, как другой испытывает ее... Нет-нет, не надо...

Потап шумно вздохнул и выдохнул. На его скулах заходили желваки, губы превратились в тонкую линию. Он попытался улыбнуться, но вышло откровенно криво.

Наконец, он выдал: - Я не знаю, как просить прощения.

– Хватит... Потап.
– Ее голос тоже сорвался. Дрогнул.

– Я не знаю, как просить прощения, - повторил он с большим нажимом.
– Словами?.. Черт, да кому они нужны! Я каждый день наблюдаю «великих» пиз... извини, словоплетов. Блогеры, диванные вещатели. Каждый второй сейчас заливается соловьем. И что?.. Что дальше? Как доходит до дела

– в кусты. Взять твоего Романа. Он великий оратор?

– Нет.

– Ну вот. И я нет... Но я хотел бы, чтобы ты знала - я раскаиваюсь. Особенно за то, что не поверил Аленке, когда она позвонила и сказала, что ты заболела. Когда ты ушла в ту ночь, я нахуя... напился. Влил в себя литр, если не больше. Не помню, честно. Потом мы улетели с Гором в Африку. А там уже был звонок Аленки. И я, дебил, решил, что вы чисто по-женски сговорились.

Он бросил на нее короткий взгляд и не без толики сарказма добавил:

– Ну все, можешь меня теперь линчевать за мои идиотские решения.

Вместо этого Есения сделала то, что хотела. Протянула руку и дотронулась сначала до его лица. Он, наверное, брился с утра. Или вчера... Да какая разница! Колкая щетина коснулась нежной плоти.

Потап перехватил ее руку и сжал. Сначала порывисто, ощутимо, потом ослабил хватку.

– Фееричное решение, - негромко сказала она.

– Какое есть.
– Он заглянул ей в лицо.
– Ну?..