Нищий барин
Шрифт:
Насчёт «нет ничего» моя прислуга соврала! Нам налили наваристых щей с говядиной, принесли гору пирожков с рыбой и смесью варёных яиц, лука, и ещё какой-то травы. Вполне приемлемые, кстати. Бутыль вина радовала взор искусной чеканкой на стекле и объемом литра в два! Рядом с ней скромно примостились сыр, творог, мёд и тонко нарезанный окорок. Если это «нечего», то не представляю, что такое «пир» в понимании моей кухарки?!
Не успел я доесть обед, как прибыл Митрофанович, прикатив во двор телегу с моими покупками. Вот хитрец! Мог бы все сразу Матрёне отдать, так нет же — припрятал, видимо, рассчитывая, что когда меня грохнут, о
Тимоху пришлось всё-таки покормить, уж больно жалостливо тот глядел на стол, уставленный яствами.
Разбираю покупки. И хоть денег у меня было немного, но кое-что я купил. Одним из самых ценных приобретений стала книга о нашем уезде ценою в три рубля серебром. Вернее, это и не книга вовсе, а брошюра, издаваемая Дворянским Собранием. Из неё выяснилось, что уезд наш называется «Буйским», и самый ближайший крупный населённый пункт — это имение Молвитино, принадлежащее помещику Яшкину. Интересный момент: в этом Молвитино, по данным брошюры, проживает даже больше народу, чем в уездном центре с неожиданным названием «Буй».
От Мурзы я успел узнать, что Буй — городок совсем небольшой, домов тут от силы две-три сотни, так что название «уездный центр» звучит почти издевательски. Зато Молвитино, ранее принадлежавшее князьям Мещерским, оказалось знаменито своими ремесленными мастерскими и крупной ярмаркой рабочих лошадей, проводимой здесь регулярно. Впрочем, местные на этих ярмарках продают лошадей для работы, а не для передвижения, так что правильно я сделал, что отправился в Кострому. Мурза был прав, когда незаслуженно хвалил меня за это решение.
Второй ценной покупкой оказалась аптечка, которую я, правда, собрал самостоятельно, выбирая всё необходимое. Но особенно порадовала находка ртутного термометра — вещь редкая и крайне полезная. Ещё я прикупил хороших, дорогих чернил, зная, что здесь с ними большая проблема.
И не удержался — добавил к нужным покупкам и кое-что для удовольствия: свежей рыбы и икры. Взял чёрную осетровую и белужью, причём не только свежесолёную (нерест как раз в разгаре), но и прессованную. Всё это обошлось в сущие копейки.
Рыбу и икру тут же утащила Матрёна к себе на кухню, а ко мне с докладом зашел ещё один из моих дворовых — Мирон.
— Барин, пока вас не было, сосед заезжал, дружок ваш… — осторожно начал он.
— Акакий? — сразу припомнил я молодого соседа из Лукошкина, весёлого парня, с которым как смутно помню давно знаком.
Это про него говорил важный чин из полиции! Мол мы две занозы главные были. Дороги к Лукошкино от меня нет, вернее, есть, но не прямая, а вкругаля. И всё из-за речушки, что течёт меж нашими землями, да густого и непроходимого леса. Хотя по расстоянию-то совсем близко между имениями будет — не больше десяти вёрст. А вот добираться приходится окольными путями.
А «дружок мой» — совершенно пустой человек. Да и не мне он дружок, а прежнему владельцу тела Алексею. И чего этому охламону надо?
— Он самый. Должок привёз, — сообщил Мирон, лезя за пазуху, поскольку ни одного кармана на его одежде не было.
— Долг? — память наотрез отказывалась мне помогать.
Мирон бережно развернул сверток.
— Епть мать! — невольно вырвалось у меня.
В замасленной тряпице лежала внушительная
Мой слуга Мирон, очевидно, уже ознакомился с содержимым свёртка и сейчас сверлил меня взглядом, не решаясь продолжать дальше учинять допрос барину. Взял ли он какую-то часть суммы себе? Не думаю, ведь, по его мнению, я должен был знать, сколько мне должны. А в деньгах тут… пожалуй, две тысячи рубликов будет!
Но этот свёрток вызвал лишь досаду: если такие деньги у меня были в распоряжении, зачем я экономил на коне, влез в рассрочку за бричку и даже продал пистолет? Ах, если бы память от прежнего владельца досталась мне целиком — таких бы промахов точно не случилось!
— Остаточек зимой только сможет отдать, — угрюмо завершил Мирон, явно недовольный отсутствием эмоций с моей стороны.
— Так он ещё должен? — задумчиво протянул я, прокручивая в голове варианты, зачем бы прежний Алексей мог занимать такому персонажу, как Акакий, и сколько ещё этот «остаточек» может составлять. Хотя, в сущности, это и неважно. Главное, что жить теперь стало веселее!
Утром меня разбудил шум на улице. Даже через закрытые окна явственно было слышно, как кто-то бранится. Женский визгливый и пронзительный голос, от которого хотелось зажать уши, не стеснялся в выражениях, ругая какую-то Катерину.
Окончательно проснувшись и осознав, что это не сон, я натянул халат и подошёл к окну, но ничего толком не увидел — голос доносился откуда-то сбоку, у самых ворот. Оставалось одно: выйти во двор и разобраться, кто это так рано устроил концерт.
Во дворе первым делом отправился в туалет. У меня в комнате есть горшок, но… сидеть на горшке? Совсем неприятное это занятие для человека из будущего. Иду в летний туалет, где по моему распоряжению уже повесили и мешок для мха, и рукомойник — всё, что и положено для современного культурного человека, пусть и застрявшего в этом веке.
Скандал был на улице, и моя дворня, привлеченная бесплатным развлечением, толклась в воротах, распахнутых наполовину. Ну или закрытых наполовину, это уж от взгляда на мир зависит. Краем уха слышу:
— Вот принесёшь в подоле, барин прознает и выпорет тебя!
«Барин — это я», — приходит ко мне осознание уже в сортире. Странно. Почему это я бить должен незнамо кого! Оказалось — знамо! То была Катерина — моя рябая девка (вот и сподобился узнать её имя!). Спуталась девица с мужем этой визгливой тётки, и та с утра устроила бесплатный цирк для всего села. Однако пороть за столь незначительный, с моей точки зрения, грех, да ещё возможно беременную служанку, не хочу. У девки может и шансов-то залететь не предвидится — кому нужна сирота без дома, без приданого и страшная на лицо? Пусть! А малого, или малую, уж прокормим как-нибудь!
Тут пришёл поп и, застав концовку ссоры, живо принял в ней участие, раздав наказания всем причастным. И Матрёне за то, что не уследила, и Катерине за блуд, и жинке гулящего мужика Авдотье за сквернословие.
— Садись, батюшка, откушай со мной, — пригласил я Германа, стараясь быть как можно радушнее.
— Некогда мне, Лексей, некогда. Завтра освящение новой церкви! Придёшь ли? А ведь ты икону обещал, не забыл? — Поп пристально смотрит на меня. — А ещё завтра Троица, праздник великий, значит, сегодня у нас всенощная… Ох, грехи мои… А ну как вместо архиерея приедет кто чином поменьше? Ну то только завтра узнаем. Готов ли к прибытию гостей?