Нить Ариадны
Шрифт:
Время шло медленно или быстро, я не знаю. Постепенно мне удалось расслабить мышцы, первый шок проходил. Осторожно касаясь, я дотронулась до подушки, она отозвалась прохладной нежностью шелка. Одеяло было толстое и еще хранило тепло моего тела. Все выглядело вполне реальным, тогда я решилась на большее: аккуратно спустила одну ногу с кровати и нащупала пол. Он был твердым и устойчивым, а еще холодным и шершавым. Я робко встала и неуверенными шагами двинулась в сторону двери, ведущей в ванную комнату.
Сил хватило только на то, чтобы дойти до дверного проема, прислонить голову к косяку и закрыть глаза. Когда человек не может видеть, у него обостряются остальные органы чувств. Я почувствовала легкий цветочный запах, доносящийся из ванной комнаты, а также услышала,
Ванная комната была практически безупречна. Красивая, белоснежная, с большим зеркалом в золоченой раме. На небольшом высоком столике стоял букет розовых пионов. Я коснулась пальцами бутона, он был нежным и одновременно плотным, с тонкими лепестками. После моего прикосновения на лепестке остался кривой залом. Настоящий.
Безукоризненной белизной сияла раковина, ее только портили два отдельных крана, неуклюже торчавших с разных концов. «Кто же это придумал», - пробормотала я и открыла их оба. Струя горячей воды обожгла пальцы, а холодная была настолько ледяной, что через несколько секунд руки онемели. Во мне возникло незнакомое ранее чувство яростной злобы, и, повинуясь минутному порыву, я в сердцах ударила по раковине.
– Черт! Черт! Черт!
– прокричала я и тут же в страхе оглянулась, не услышал ли меня кто-нибудь случайно. Никого, конечно, не было. Однако мне стало одновременно стыдно и легко, я аккуратно закрыла оба крана и постаралась взять себя в руки.
– Если бы меня сейчас видела мама, она была бы в ужасе от моего поведения, - сказала я сама себе и впервые в жизни порадовалась тому, что ее нет рядом.
Когда, наконец, удалось умыться, мне стало еще немного легче. В зеркале я увидела, как капли воды стекают по лицу. Совсем как по-настоящему. Губы были темного красного цвета, похоже, что я искусала их до крови и даже не заметила. Щеки были цвета спелых яблок, а в глазах отражалось множество искусственных огней, что отбрасывала небольшая хрустальная люстра. Казалось, что по ту сторону зеркала находится точная моя копия, практически идеальная, но все же это была не я.
Я рассматривала себя, как незнакомку, скрупулезно изучая свое лицо под шум струящейся воды, и мне физически становилось легче. «Это случалось уже дважды, все непременно наладится», - уговаривала я себя, глядя в зеркало. Вода продолжала шуметь, разбиваясь на сотни капель о гладкую поверхность раковины, успокаивая и вселяя надежду. Время шло, а я все еще смотрела на стекающую по стенкам раковины воду, пока не почувствовала, что полностью владею собой. Более того, возникло ощущение странной, неизвестной мне дотоле решимости, желание бороться за свой разум, за свою настоящую жизнь. Я никогда не любила препятствия, сразу сникала и старалась обходить их стороной, можно сказать, плыла по течению, но сейчас что-то изменилось. Нужно было что-то делать, неважно что, лишь бы не размякнуть и по-настоящему не сойти с ума.
Мне вспомнилась галерея, которую я посетила в прошлый раз. Она была единственным маяком, зацепкой к поиску выхода отсюда. «Конечно, галерея. С нее непременно нужно начать поиски. Но чего?
– задумалась я.
– Что мне нужно найти?»
Я вышла из ванной, машинально взяла со стола бумагу и написала следующее:
«Прошлый раз я встречала людей, которые утверждали, что были знакомы со мной (или с кем-то, очень похожим на меня). Нужно найти их и выяснить все, что они знают, возможно, тогда будет ясно, почему я снова оказалась здесь. Если я больна, то непременно должна найти путь к выздоровлению. Если нет - выясню, как попадаю сюда».
Составленный план был, прямо скажем, никуда не годен. Да и планом эти записи нельзя было назвать, но слова, записанные на листе бумаги, внушали мне больше доверия, чем мысли, что роились и наталкивались друг на друга у меня в голове. Я отложила ручку и бумагу, осматриваясь и принимая комнату в свои союзники.
Комната
Тут же на туалетном столике стояли различной формы баночки и флакончики. Я пробежала пальцами по ним и открыла один наугад - это были духи. Терпкий запах жасмина окутал меня, наполнил комнату и выплыл наружу сквозь открытое окно. Он был тяжелым и откровенным, как золотое платье кинозвезды, притягивающей жадные взгляды поклонников. Я была слишком застенчива для подобных платьев и духов. Мне всегда было тяжело находиться в центре внимания, выносить пристальные взгляды и прикосновения будто невзначай. Однако запах дурманил и манил, как тропическое растение-хищник. И я поддалась… Позволила нескольким каплям упасть на запястья, провела хрустальной пробкой за мочками ушей и дотронулась до ложбинки между грудей.
Густой вязкий аромат духов, смешанный с запахом моего тела, взывал к древним инстинктам и рождал смутные образы в моей голове. Сплетенные влажные тела… Обнаженные мужчина и женщина на смятой постели… Тонкие пальцы, скользящие по мускулистой спине, разметанные спутанные волосы, приоткрытый рот, следы зубов на его плече…
Я вздрогнула и поспешно открыла глаза, видения исчезли. Посмотрев на флакончик духов со смешанным чувством удивления и страха, я поднесла руку к лицу и вдохнула еще раз, словно хотела проверить, не почудилось ли… И снова ощутила жаркую волну, что поднималась снизу и заставляла напрягаться все клеточки моего тела в ожидании чего-то большего.
Мое тело шарахнулось от туалетного столика, как от проказы. Оставалось только гадать, что еще кроется за стеклянными резными стенками бутылочек и флаконов. Наконец я спиной уперлась в платяной шкаф.
Он был весьма внушительных размеров, до отказа забитый одеждой. Внизу громоздились обувные коробки, а наверху - шляпные. Здесь были платья, юбки, блузки, несколько пальто и множество вещей в чехлах, которые не хотелось сейчас распаковывать. Я выудила из шкафа белую блузку и оливкового цвета юбку, которая превосходно на меня села, в выгодном свете подчеркнув мои ноги. Ощущение было странное, словно примеряешь на себя чью-то чужую жизнь. В привычном отражении промелькнула незнакомая мне черточка, но она так быстро исчезла, что я решила - показалось.