Но я люблю сейчас, а в прошлом не хочу, а в будущем - не знаю

Коледин Василий Александрович

Мы прошли через автозаправку и, открыв старую облупленную дверь, вошли в дом. Внутри оказалась небольшая комнатка, в которой хозяин заправки принимал деньги за бензин, приторговывал различными мелочами: свечами, маслами, омывателями стекол, различной автокосметикой, брелоками, календариками. Кроме того, здесь же стояло два столика с венскими стульями, за которыми путники могли выпить чашечку кофе и съесть круасан.

– Добрый день, синьоры! – поздоровался с нами седой мужчина, вышедший к нам на встречу. – Чего желаете?

– Здравствуйте, у вас есть пару номеров на

ночь? Мы заблудились, - взял всю ответственность на себя Корецки.

– О, синьор! Конечно! У нас не часто бывают постояльцы! – обрадовался хозяин, внимательно оглядывая нас с ног до головы. – Сейчас! Лючия! Лючия! – крикнул он очень громко, вызывая то ли жену, то ли дочь.

Мы же тем временем прошли к столам и сели в ожидании Лючии. Я вытянула ноги, которые ужасно гудели. Но, знаете, я никогда в жизни так не радовалась этому ощущению усталости. Такое гудение означало самое главное – я возвращалась к обычной жизни! Мои конечности оживали, и вместе с жизненными силами они несли боль. Стас что-то шепнул Виктору, на что тот отмахнулся. Стас опять стал что-то говорить и довольно долго, убеждая Корецки в чем-то. Виктор слушал его, а потом кивнул головой, соглашаясь.

– Что сказал твой друг? – тихонько спросила я.

– Хочет, чтобы я сразу сказал хозяину о деньгах, что у нас их в данный момент нет, - также очень тихонько на ухо шепнул мне Виктор.

– А ты?

– Я скажу, но не сразу…

В комнату вошла Лючия. Это была пожилая женщина, лет пятидесяти, возможно, с небольшим. Когда-то, лет тридцать назад, Лючия смогла бы покорить любого мужчину. Об этом свидетельствовали правильные черты лица, правда, которые уже неумело прятались на припухшем лице. Как и все южные итальянки, она к своим годам уже потеряла былую форму, перестала краситься и следить за собой и за модой. Но волосы у нее все еще оставались черными, как смоль и густыми. Она убирала их в тугой узел на затылке.

– Дорогая, приготовь нашим гостям… - хозяин посмотрел внимательно на нас и определил количество номеров, - две комнаты, одну с двуспальной кроватью. И еще! Они, наверное, проголодались, так что и поужинают.

– Ладно. А ты принеси им пока вина, хлеба, сыра. Ужин будет не скоро! – уходя, приказала Лючия своему мужу.

– Вам, наверное, еще нужны будут вата, бинты, антисептики, какие-нибудь лекарства?!
– прежде чем уйти, сказал почти утвердительно хозяин, остановившись на минутку и обернувшись в нашу сторону.

– Да если они у вас есть… - как можно милее согласилась я.

– Вы что, со скал упали? – подозрительно спросил он.

– Да, синьор… мы альпинисты…, а как вас зовут синьор? Неудобно обращаться к человеку, не зная его имени.

– Антонио… - бросил мужчина, покачав неодобрительно головой. Потом он, бурча что-то себе под нос, удалился.

Когда мы остались одни, Стас опять начал требовать от Виктора, что бы тот признался Антонио. Корецки твердо пообещал.

– Скажу! И даже больше! Я ему заплачу втройне. А сейчас не время ему признаваться! Мы в безвыходном положении. А что, как он выгонит нас?! Что будем делать? Где заночуем? Опять на природе и рискнем встретиться

с другим каким-нибудь Винчецо?!

Через десять минут вернулся Антонио. Он принес бутылку красного вина, деревенский хлеб, недавно испеченный, полголовки твердого сыра и приличный кусок ветчины. Все эти яства он равномерно распределил между подмышками и руками. Выложив свое богатство на стол, хозяин подошел к стойке в углу комнаты и стал выставлять на поднос бокалы, тарелки, вилки, ножи. Мы терпеливо ждали, но, признаться, слюни у меня потекли. Только в тот момент я поняла, насколько голодна. Еще бы! Ведь я не ела почти несколько суток. Тот завтрак, который утром влила в меня Абени, назвать едой не поворачивался язык.

– Вот, кушайте пока это! Лючия приготовит ужин, но она у меня никогда не спешит. Я, надеюсь, комнаты она уже приготовила, так что когда поедите, можете подняться и отдохнуть. Горячая вода есть. Вино мое. Урожая прошлого года, - приговаривал Антонио, раскладывая столовые приборы и потом разливая вина по бокалам. – Я вижу, вы не ели целую вечность!

– Угу… - только и смогли мы выдавить из себя. Наши рты не успевали пережевывать вкуснейшую деревенскую еду и одновременно разговаривать.

– Да…ну, и вид у вас! Пойду, посмотрю что-нибудь из лекарств, буркнул Антонио и оставил нас наедине с едой.

Мы ели и, улыбаясь, посматривали друг на друга. Настроение улучшалось с каждым новым куском ветчины и с каждым новым глотком прекрасного вина. Мне не было стыдно от того, что я ела наравне с мужчинами. С этими двумя мужчинами у меня вообще не наблюдалось никаких комплексов.

Вернулся Антонио. Он принес вату, бинты, йод, еще какие-то лекарства. Подозвав меня к себе, он сказал:

– Вот, девушка, это все, что вам потребуется. Займись лечением ран своих кавалеров. Наверху, в вашей комнате есть душ. Промойте раны и обработайте их хорошенько. Эти разбитые лица очень опасны. Справишься?

– Справлюсь, синьор Антонио! Спасибо вам…

– Да, ладно… мы деревенские живем тихо и считаем, что людям надо помогать, пусть даже незнакомым…или малознакомым…

Я стала подниматься по лестнице на второй этаж. Стас, а за ним Виктор последовали за мной. Но потом Корецки остановился и вернулся к Антонио. Поняв, что в тот момент решается наша, возможно, судьба, я замерла, превратившись в слух. Стас тоже напрягся. Мы вдвоем с ним стояли на лестничном пролете и смотрели вниз.

– Антонио, - услышали мы спокойный и уверенный голос нашего друга, - я должен вам кое в чем признаться…Дело в том, что у нас сейчас нет денег, чтобы заплатить вам за гостеприимство…,но обещаю вам, что я не останусь в долгу…Как только мы доберемся до дома вы получите сполна…Прошу, поверьте…

– Синьор Корецки! Я знаю, что вы честный человек и к тому же не бедный. Я верю вам, не беспокойтесь!

– Как?! – воскликнул Виктор от удивления. – Вы узнали меня?!

– Да, это не трудно. Вот уже два месяца ваши фотографии не сходят с экранов телевизоров и полос газет. Вас разыскивают по всему миру. И то, что у вас сейчас непорядок с лицом, нисколько не меняет вашей внешности.