Ночь умирает с рассветом
Шрифт:
Она прогнала эти мысли, подумала: надо сказать девкам, пускай к празднику еще раз вымоют в школе пол, протрут окна. Там, верно, Антонида обо всем позаботилась, Фрося ей помогает, но все же...
В школе был устроен субботник.
В день праздника, когда народ собирался в школе, Лука зазвал со двора работницу Фросю, спросил, пойдет ли она на сходку.
— Я-то не пойду, — хмуро проворчал Лука, — чего мне там... Не великая радость, праздновать ихнюю революцию. А ты, ежели надо, сходи. Все сделаешь по
— Антонида Николаевна говорила, прибраться бы после сходки, — несмело сказала Фрося. — Мужики накурят, окурков набросают, наплюют. А у ней занятия скоро, надо, чтоб чисто...
— Знаешь, Ефросинья... — непривычно мягко заговорил Лука. — Такое дело... Как тебе растолковать? Ты, девка, только не смейся... Этот мой дурень все пальцем в окно тычет на школу, бубнит, а понять невозможно... Чего-то ему забавно, что ли... Али новый дом нравится... Давеча меня за руку тащил туда. А как я с ним пойду, мне невозможно. Соображаешь?
— Соображаю, Лука Кузьмич. Верно, что невозможно.
— А ему, видать, охота. Пущай бы сходил, не жалко.
— Чего же... Он тихий, пущай сходит со мной, я и домой после приведу.
— Прибираться пойдешь, возьми его. Посидит маленько, да и домой. Али завтра днем отведи, ему и ладно. Ты дома свое станешь делать, а он в школе потешится.
— Утром способнее, — согласилась Фрося. — Коров подою и сходим.
Фрося побежала на сходку. Там все шло к концу, Егор Васин стоял за столом, улыбался.
— Вот, граждане-товарищи, какое главнеющее в нашей деревне пролетарское событие: своими руками построили школу. Наши дети грамотными будут, Антонида Николаевна научит. Это значит — культурная революция в сибирском селе. Как велит вождь мирового пролетариата Владимир Ильич Ленин.
— Граждане-товарищи, — продолжал Егор, — это только начало новой жизни при красной справедливой власти. А чего дальше будет? Вот Народный дом построим. Захочется бабушке Акулине али дедушке Фролу почитать журналы, опять же газету, милости просим в Народный дом для провождения времени. Али там туманные картины поглядеть...
— Каше, говоришь, картины?
— Туманные.
— Туману и так полно.
— Ей богу, граждане-товарищи, так и будет. С облаков, понятно, Народный дом не упадет, не манна небесная. Надо будет поработать. Лес вот начнем возить, к весне и вымахаем.
— Иди ты, школа есть и хватит!
— Спасибо скажи, что школу построили!
— Продразверстка задавила!
— Васин дело говорит!
Шумели, спорили, ругались. Молодежь стояла за Васина: в Народном доме можно и на посиделки собраться, попеть, потанцевать. Пожилые сердито кричали, что с голодухи подвело животы. Раз на фронте идет к победе, надо, мол, заниматься хозяйством, а не всякой там чепухой.
Тут к столу протиснулся Василий Коротких, встал перед Егором,
— Чего тебе? — удивленно спросил Егор.
— Дозвольте возгласить. — И, не дожидаясь ответа, повернулся к сходке. Лицо у него было бледное, красными пятнами...
— Чего орете, яко овцы взбесившиеся? — с трудом подбирая слова, спросил Василий. — Вам же доброго желают. Эва, школа какая, глядеть восхитительно. Отслужить молебен, и пущай детки учатся. Надо возблагодарить новую власть, а не лаяться, подобно псам. Детки все науки постигнут... Народный дом тоже пользительное заведение. Спасибо товарищу Егору Васину за усердие... Да я...
Антонида громко перебила Василия:
— Граждане! Кто хочет записать детей в школу, подходите ко мне. Занятия начнутся послезавтра.
Снова зашумели, задвигались — одни пробивались к выходу, другие лезли к столу, где Антонида записывала в школу.
Когда все ушли, осталась Антонида, Фрося принялась отодвигать столы.
— Ты чего это?
— Прибраться надо.
— Милая, — обняла ее Антонида. — Завтра сделаешь, поздно же. — Она была взволнована, раскраснелась, часто дышала.
Вышли на крыльцо, заперли школу на большой замок. Было тихо, светила ясная луна. Порошил мелкий, сухой снежок, ложился на крыши, ровненько покрывал землю.
Они постояли на высоком крыльце, облитом голубым лунным светом, помолчали. И разошлись, каждая в свою сторону.
Фрося долго не могла уснуть, в голове теплыми волнами ходили неясные, ласковые мысли о том, что скоро вернется Петя Васин... Какой он стал? Важный, поди... А был веселый, простой. Вместе бегали на озеро, сидели под черемухой, купались. Порадуется, что школу построили...
Рано утром, в мутных предрассветных сумерках, она отвела хозяйского сына в школу, заперла, и побежала доить коров.
Фрося торопилась закончить дойку. Когда вышла из сарая с ведрами, услышала какой-то шум, крики «пожар». Поставила ведра, выскочила на улицу и обмерла: горела школа. Пламя бушевало внутри, рвалось из окон, охватило дверь. По улице бежали с ведрами, с топорами мужики и бабы.
В дыму, в пламени метался сын Луки, его видели в окне.
— Парнишку спасите! — кричала Фрося. — Сгорит!
Привезли бочку с водой, длинными жердями выбили окна, пламя еще сильнее рванулось на улицу. Занялась крыша.
Антонида стояла близко к горящему зданию, ее обдавало жаром, она была как неживая, из широко раскрытых глаз лились слезы. Две женщины держали под руки Лукерью, у нее не было сил стоять...
Вдруг над деревней заметались тревожные звуки набата. Колокол захлебывался, срывался с голоса, надрывно стонал:
— Бум, бум, бум...
Василий, что было силы, дергал веревку, колокол скликал всех честных людей бороться с пожаром.