Ночная ведьма
Шрифт:
Глава 23
Цимлянский заказник,
сентябрь 2018 года
— Скажи мне, кто ты такой. Я хочу знать о тебе все!
Василий обхватил череп обеими руками и любовно его разглядывал. Павлу уснуть так и не удалось, и он, с темными кругами под глазами, выбрался из палатки.
Заря занималась будто с неохотой. Василий тоже в эту ночь глаз не сомкнул, они с Павлом оба были слишком взволнованы своим открытием.
Павел забыл ответить Ирине
Дядя же вообще был будто сам не свой.
— У меня есть приятель, он обнаружил ушедший в землю танк в поле под Смоленском. Торчал только самый конец ствола, и тут металлоискатель как с ума сошел. Приятель стал рыть и откопал гигантский корпус Т-34 с трупом танкиста, еще не разложившимся. Машина провалилась в болото, и без доступа кислорода тело не превратилось в скелет. Такие открытия — величайшая редкость, — подчеркнул Василий, подняв указательный палец.
Павел слушал дядю с недоумением и ужасом.
Орудуя инструментами, Василий сумел подковырнуть заржавленную окантовку стеклянного фонаря и сдвинуть его. В кабине был заточен мертвый пилот в форме Военно-Воздушных Сил СССР.
— Так вот что ты искал… — пробормотал Павел и протянул дяде кружку черного кофе.
Василий глотнул дымящейся жидкости.
— Мне нужно определить дату или хотя бы прикинуть интервал времени, когда самолет мог потерпеть крушение, — сказал он больше себе, чем племяннику. — И хорошо бы найти какой-то предмет, знак отличия, безделушку… Что угодно, что помогло бы идентифицировать личность пилота.
Глава 24
Авиабаза в Ворошиловске,
июль 1942 года
Некоторых летчиц потрясла «маленькая шуточка» собратьев-мужчин. И не потому, что они разуверились в своих силах, а потому, что оказались недостаточно бдительными. Они забыли, что враг повсюду — и даже на их базе.
Аня была в ярости, не один день она переваривала испытанное унижение. Но, в отличие от других, утром она поднялась на борт самолета, загрузив хвост в качестве противовеса немаленьким мешком песка, на котором Татьяна нарисовала усы и монокль.
— Прокати нашего дорогого Иван Иваныча, если тебе неймется. Если что, я тебя прикрою! — бросила Татьяна Ане и подмигнула ей.
Когда возобновились вылеты, Аня извлекла урок из ложной атаки, которой подвергся ее полк, и в одиночку на полную катушку тренировалась на своем По-2. Конечно, не хватало соперничества с истребителем. Но этот недостаток летчицы восполнили отработкой маневров по изнурению противника. Каждую ночь, если не планировалось бомбардировок составов с продовольствием или вражеских позиций, девичий полк летел к немецкому лагерю. Они выключали моторы и, планируя, опускались как можно ниже, оставаясь незамеченными немецкой противовоздушной обороной Flak. Затем летчицы включали двигатели и изматывали немецких солдат невыносимым стрекотом мотора, не давая им уснуть. Слыша узнаваемый свист Nachthexen — «ночных
Поскольку база летчиц находилась примерно в двадцати километрах от линии фронта, изнурительные вылеты шли один за другим. Когда погодные условия позволяли, девушки совершали не меньше четырнадцати вылетов за ночь. Они поднимались в небо, час пилотировали с полным баком, возвращались, приземлялись, заправлялись и улетали опять. Вскоре весь полк вымотался до предела. Аня не была исключением и с горечью заметила, что сумеречное зрение ее подводит. Однообразная и скудная пища не позволяла восстановить силы, а недосып и постоянное напряжение лишь усугубляли ситуацию.
Как-то ночью пять самолетов получили приказ бомбить немецкий аэродром, и немецкая противовоздушная оборона проявила эффективность: пять «Поликарповых» развернулись в ночном небе, унося за собой шлейф дыма. Дело было в их конструктивном недостатке: фанерные детали корпуса с полотняной обшивкой вспыхивали как факел при малейшем контакте фосфорной пули с полотном или топливным баком. А немцы нередко использовали трассирующие боеприпасы, свет которых позволял судить о траектории стрельбы и при необходимости вносить корректировку.
Аня уже оценила скорость Яка, его проворство, и теперь ей казалось, что она скована в движениях, стреножена, пригвождена к земле, а ведь она мечтала биться с врагом на равных или даже пикировать на него с высоты, как орел, которым так восхищалась в детстве. Когда пуля задевала ее самолет, Аня в бешенстве била кулаком по колену. Ей казалось, что пуля не опаснее пчелы, которая досаждает верзиле, и тому довольно махнуть своей ручищей, чтобы отогнать назойливое насекомое.
Так продолжалось долгие недели: летчицы ночного бомбардировочного полка летали часов по шесть летом, когда ночи были коротки, и по четырнадцать — зимой, в тяжелейших погодных условиях, когда столбик термометра опускался ниже минус тридцати градусов. Тяжесть зимних полетов женщинам еще предстояло испытать.
— Не понимаю, почему наше обучение было таким долгим и трудным… — бросила Аня однажды Татьяне.
«Лишь для того, чтобы осуществлять столь жалкую миссию», — думала она, кусая ногти. Но никогда не произносила эти слова вслух.
Летнее безжалостное солнце, не успев забрызгать голые горы нежным оранжевым светом, жгло летчицам глаза. Зеленые, с многоцветными переливами луга жарились на медленном огне, пока не стали похожи на подгорелый хлеб. Нагота полей и протяженность каменистых земель напомнила Ане, как далеко ее занесло от родной стороны, от березовых рощ и Чертова озера.
Когда Ане с Татьяной выпадала короткая передышка, они забирались на вершину холма над авиабазой и разрезали огромный арбуз — глоток воды, сладости и солнца. Чего-чего, а этого добра хватало: местные колхозники охотно делились арбузами с девушками. Скоро немцы и сюда доберутся, и лучше уж пусть полакомятся свои. А когда не хватало воды, летчицы умывались душистым арбузным соком. То были редкие минуты отдыха. Они говорили обо всем и ни о чем, о жизни после войны и о смерти тоже. Но больше всего их объединяли общие страхи. И чтобы выжить, стало необходимо о них говорить вслух.