Ночная ведьма
Шрифт:
Все девушки вспомнили тот день, три месяца тому назад, когда они проходили отбор. Тогда они робко жались друг к дружке, с замиранием сердца приближаясь к той, что стала идеалом для всякой советской девушки. Сегодня же они расправили плечи и гордились своими достижениями: хоть они и женщины, на них теперь смотрят как на настоящих солдат, которые плечом к плечу с мужчинами пойдут бить фашистов, чтобы спасти Родину.
Отбор был суровым, а тренировки еще суровее. Тысячи кандидаток устремились со всех концов страны, чтобы попытаться поступить в заветную 122-ю авиачасть, которая
— Дорогие товарищи! Маяки нашей Родины! Будьте безжалостны с фашистским врагом, который теснит нас и душит… Но он не знает, что такое великая русская душа! — чеканила Марина Раскова.
Ее речь окончилась громом аплодисментов.
В глубине зала мужчины, слышавшие слова летчицы, тоже ожидали напутствия. Всех охватили и общий трепет радости, что они достойны возложенных на них надежд, и общая тревога. Завтра вражеские снаряды, бомбы и самолеты станут для всех реальностью. Сейчас все напряженно ждали распределения по полкам.
А в самых задних рядах, за командирами, инструкторами и политруками, стояли музыканты из числа летчиков и штурманов. Их оркестру предстояло открыть бал, пальцы музыкантов нетерпеливо поглаживали бока скрипок и пробегали по клавишам аккордеонов.
Накануне женщины 122-й авиачасти при свете тусклых ламп допоздна мастерили себе наряды из пришедшего в негодность парашютного шелка. Одни повторяли свой любимый классический крой: приталенное платье ниже колена; другие шили прямое, с воланами. Оксана снова отличилась.
— Где ты откопала эти блестки? — спросила Вера с вымученной улыбкой и плохо скрываемой завистью.
Оксана, очень довольная своей находчивостью, провела кончиками пальцев по декольте кремового платья, эффектно украшенного каким-то черным искристым веществом.
— Это порох, я его добыла из ружейных пуль, — прошептала она, не сводя глаз с командира Семенова, речь которого подходила к концу.
Аплодисменты еще не отзвучали, когда заиграли музыканты, и тут же стали составляться пары. Огромный зал, в котором до сих пор только наспех глотали пищу, заполнился раскованным смехом и улыбками.
Вера и Оксана выжидали момент, чтобы атаковать Семенова. Софья от души смеялась. Татьяна отплясывала так, будто не было никакой войны.
Галина пила, бранилась и старалась овладеть вниманием двух изрядно набравшихся пилотов; энергично жестикулируя и повышая голос, она рассказывала им какой-то из своих бесчисленных анекдотов. Один из летчиков уже не мог сфокусировать взгляд, и его глаза бегали из стороны в сторону.
— В Москве один мужик идет поздно вечером домой. Милиционер остановил его и спрашивает документы. Мужик так перепугался, что уронил их. Милиционер подобрал и читает: «Анализ мочи… Вот черт! Иностранец! Шпион!» Приставил дуло пистолета к виску бедолаги и читает дальше: «Протеины: отсутствуют. Сахар: отсутствует. Соли: отсутствуют». Вы свободны, товарищ пролетарий!
Был канун лета, и Ане хотелось воскресить в душе волшебные мгновения
— Минуту, пожалуйста! Минуту, пожалуйста!
Музыка смолкла.
Это был Голюк. Он выждал, когда все разочарованно утихнут, и объявил:
— Я просто хотел сказать несколько слов о 122-й части, первых советских летчицах, которые отправляются на фронт! А знаете, что сказал наш любимый Толстой? — начал политрук и выдержал паузу. — «Когда я буду на три четверти в могиле, то скажу, что думаю о женщинах, и сразу захлопну крышку гроба!»
Договаривая последние слова, Голюк не смог удержаться от смеха.
— Вот идиот! — вздохнула Софья, возводя глаза к потолку.
— А я ведь так люблю Толстого, — расстроилась Татьяна.
— Обойдемся без продолжения его глупостей! — шепнула Вера на ухо Оксане и подмигнула скрипачу Алеше, не сводившему с нее глаз.
Алеша заиграл, и зал вновь наполнился смехом. За скрипачом вступил аккордеонист Ваня, и вот уже все музыканты играли мазурку.
Мужчины и женщины снова кинулись танцевать, чтобы не упустить последних мгновений радости перед началом боев.
Праздник набирал обороты, и всех покидали скованность и напряжение последних недель. Назавтра им всем предстояло уйти на фронт, а сейчас хотелось лишь одного: танцевать. Они болтали, смеялись и на миг забывали, что их ждет.
Каждую минуту составлялись новые пары. Вера и Оксана были нарасхват, ведь о них долгие недели тренировок мечтал едва ли не каждый пилот. Теперь красавицы принимали приглашения, почти позабыв о командире Семенове, который исчез, чтобы обсудить важное дело с инструкторами и Мариной Расковой.
Аню пригласил штурман Антон, его в своей части считали живым талисманом, настолько общение с ним было легким и приятным. Из робости она отказала ему один, два, три раза, но наконец настойчивость курносого парня со смеющимися глазами ее покорила. Ане вдруг стало так хорошо в его сильных руках, что она начала тайком вдыхать его запах у шеи, как когда-то делала с Далисом.
— Я с первого дня понял, что ты очень смелая. Жалею, что ждал все это время и только сегодня об этом сказал, — сказал Антон, кивком головы указав на ее коротко остриженные волосы.
Аня вдруг вспомнила, что сказала после стрижки ошеломленной Оксане: «Я отращу их лишь после того, как кончится война».
Многие мужчины поглядывали на Аню с любопытством. Она была очень худенькой, но ее фигура, несомненно, таила женскую притягательность. Особенно привлекали ее глаза и маленькие острые грудки, которые приковывали взгляды особенно теперь, когда потеплело и девушки расстегивали воротники гимнастерок. Она задорно улыбнулась Антону в ответ, и тот еще крепче стиснул ее, как ребенок, которому хочется проявить любовь, но он не умеет ее отмерить. Он напомнил ей Далиса, близость с которым у нее была только однажды, накануне ее отъезда в Москву. С тем же восторгом сладкоежки, с тем же нетерпением Антон сжимал ее, словно пытаясь удержать в плену, боясь, как бы она не улетела.