Ночная ведьма
Шрифт:
Защищая Ростов-на-Дону, погибло немало летчиков. Наутро после поражения советских войск беженцы бесконечной вереницей потянулись на восток. В облаках пыли ползли тележки, шли сутулые женщины, обессилевшие старики и изголодавшиеся дети.
Три женских экипажа получили задание бомбить северный берег Дона близ Ростова, чтобы сорвать попытки врага пересечь реку.
Аня с Шурой вылетели первыми. Они вырвались вперед, чтобы точнее установить позицию, куда предстояло сбрасывать бомбы. Шура ориентировалась в относительной темноте, ночь была лунной, и света хватало, чтобы различать стрелку альтиметра.
— Видишь квадрат впереди? Это баржа, — крикнула Шура в резиновую трубку, служившую им для переговоров во время полета.
Устарелый По-2 имел еще одно преимущество, которое девушки собирались использовать этой ночью: незначительное количество металла в конструкции делало их невидимыми для вражеских радаров. Поскольку немцев нельзя было встревожить своим появлением — или хотя бы сделать это как можно позже, — Аня выключила мотор и пролетела над целью, планируя, а затем начала спуск при угрюмом вое ветра, бившего в расчалки.
Шура сбросила две бомбы. Услышав первый взрыв, Аня включила мотор и развернула самолет в сторону базы.
Можно было и не оборачиваться, новые яркие вспышки не оставили сомнений, что и два других экипажа успешно отбомбились. Вслед за вспышками поднялась огромная колонна черного дыма, и языки пламени начали лизать темную воду Дона.
Все три самолета благополучно приземлились, чтобы заправиться и взять новый запас бомб.
— Браво, Татьяна! — ликовала ее напарница, хлопнув летчицу по плечу.
Аня смотрела на Татьяну — та радовалась, как маленькая девочка, которую похвалили за хороший поступок. Три экипажа взлетели снова. Но на сей раз на подлете к цели вокруг машин засвистели фосфорные пули. Лучи прожекторов немецкой противовоздушной обороны бросились обшаривать небо. По-2 старались изо всех сил развить скорость и закладывать виражи, но самолет Татьяны был, как бабочка, пришпилен лучом прямо к темному небу. Аня вцепилась в рычаг. В безрассудном порыве ей хотелось самой броситься в луч прожектора и отвлечь внимание врага на себя, чтобы дать Татьяне шанс. Биплан ее подруги вильнул вправо, влево, резко набрал высоту, но все было напрасно. Пули бесперебойно чиркали в темноте, свистели, искали угол атаки. Чудо, что Татьяна до сих пор не была смертельно ранена, но это был лишь вопрос нескольких секунд.
— Вернемся, Аня, — в ужасе крикнула Шура ей в спину.
— Но мы не можем их бросить!
— Вернемся, — настаивала Шура. — Одной потери на сегодня довольно. Мы не можем им помочь.
В глазах у Ани стояли слезы, она еще видела, как Татьяна пытается обыграть смерть. Но самолет сорвался в штопор, мотор взревел, вздохнул, и фюзеляж взорвался в струе пламени.
Этой ночью никто не решился заговорить с Аней, кто-то из подруг подходил и утешительно клал руку ей на плечо.
С фронта плохие новости такого рода летели ежедневно, но некоторые смерти казались невыносимее других.
Глава 27
Цимлянский
сентябрь 2018 года
Василий и Павел тщательно обследовали самолет, освободили правое крыло от земли, порылись вокруг фюзеляжа, осторожно расчистили каждый сантиметр обшивки, разглядывая вмятины и остатки краски. Они даже перекусить забыли, так им хотелось рассортировать все, что было в их силах.
Зачарованный таинственной красотой мрачной находки, Павел забыл и о своих махинациях в «Тиндере», и о московской жизни. Сашина смерть иногда всплывала в голове, но отрывочно, окутанная плотным туманом.
— Если бы ты не шлепнулся, мы прошли бы мимо этого чуда, — ликовал дядя, орудуя широким ножом.
Павел с удивлением заметил, что раскопки его увлекли всерьез. Он терпеливо приподымал стебли растений, выдергивал пучки мешавшей поискам травы, продолжал рыться вокруг крыльев, расчищал металлический остов. Спустя два дня аппарат был полностью освобожден из земляного плена. Павел почистил его щеткой и был счастлив, обнаружив надписи и следы рисунка на носовой части — какое-то удлиненное изящное насекомое с прозрачными крыльями, наверняка стрекоза. Ему показалось, что он прикоснулся к истории этого самолета и людей на его борту.
Павел распрямился и залюбовался проделанной работой.
— Василий! Нам все это на себе не утащить, а твоя машина в нескольких днях пешего хода…
Тот с любопытством взглянул на племянника.
— До машины всего два часа, меньше пятнадцати километров. Мы ведь все это время прочесывали окрестность по квадратам.
Василий достал из кармана куртки карту, расстелил на земле и обвел пальцем зону, яростно исчирканную карандашом.
— Вот что мы прошерстили. — И ткнул в маленькую черную точку посередине этой зоны. — А машина тут.
Павел понял, какую кропотливую работу они проделали за пять дней пути. На карте исследованная ими зона была крошечной. Окрестный лес казался бескрайним, и сердце Павла забилось при мысли обо всех возможных открытиях, таящихся под покровом деревьев, подо мхом, в топи болот.
— Ты сделал уже много открытий, Василий?
— Да, но это самое крупное. Я часто находил останки солдат, иногда сделанные на скорую руку захоронения. Зарытые в годы войны ценности, за которыми никто не вернулся: наградные кольца «Мертвая голова», монеты Третьего рейха, украшения, наручные часы. Однажды обнаружил дневник в кармане немецкой униформы. Исписан он был по-немецки, но я не смог ничего разобрать, бумага сильно заплесневела. Я отдал его приятелю, который тоже увлечен такими раскопками, а тот, паршивец, его продал.
Павел почувствовал досаду дяди.
— Есть целое сообщество людей, готовых платить немалые деньги за каску времен войны, за пару сапог, — продолжал Василий. — Вот и представь себе, дневник — это же бесценное свидетельство того, какой ад творился на Восточном фронте. Знаешь, Павел, ведь существуют нелегальные аукционные торги. Кстати, мы с тобой сейчас тоже занимаемся противоправным делом. Но перепродажа находок, конечно, куда более серьезное нарушение закона…
Василий задумался, обвел самолет мечтательным взглядом и заявил: