Ночная
Шрифт:
Поскольку от меня требовалось как можно дольше тянуть время, пока Рэвен добирается до южной башни, я отплевалась и мрачно воззрилась на графа. Молча.
– Говори, — велел он мне с обманчивой мягкостью. — Ради чего ты пыталась пробраться в замок?
Заливать, как Раинер, я не умела и вообще опасалась, что естественный страх нищенки, внезапно очутившейся посреди графской гостиной, свяжет мне язык. Поэтому только бросила короткий взгляд в окно, откуда прекрасно просматривалась та самая южная башня, и, будто спохватившись, опустила глаза и сжала губы.
Ночное
– Отвечай! — услужливо рыкнул Раинер, наградив меня тычком в бок.
Слишком слабым, чтобы это было хоть сколько-нибудь действенно, но я все-таки дернулась, уворачиваясь — и упрямо глядя в пол.
– Башня? — мрачно уточнил Маркель, жестом приказав храмовнику не слишком усердствовать.
На этот раз я вздрогнула на самом деле. В голосе графа звучало что-то жуткое, первобытное и нерассуждающее, словно рык волка, защищающего логово.
– Башня?! — вскричал Маркель и вскочил на ноги.
От затрещины у меня зазвенело в ушах. Мир перекувырнулся и украсился взвесью серебристых точек, мерцающих перед глазами. Что-то загрохотало, сочно звякнуло, и следующим, что я услышала, был тихий, неестественно ровный и мягкий голос Раинера.
Похоже, по голове мне досталось знатно. Потому что храмовник, отлично знающий цену правильно сыгранной сцене, никак не мог обещать графу:
– …еще раз, и я тебе яйца оторву.
А граф в ответ на это вряд ли стал бы невнятно мычать. Он бы сразу позвал стражу, и следующее утро самонадеянный храмовник встретил бы в компании палача, молясь, чтобы оно было последним.
Но, когда я проморгалась и сплюнула розоватую слюну, картина не изменилась. Его Сиятельство граф Маркель Огастин лежал на полу, не рискуя дергаться. Изящный расшитый халат, надетый на голое тело, гармонировал с пушистым ковром — и удачно дополнялся грязным кляпом, который пару минут назад пыталась выплюнуть я.
На скуле Его Сиятельства наливался нездоровой краснотой отчетливый след кулака.
– Ты что натворил?! — севшим голосом поинтересовалась я.
Раинер встряхнул руку, брезгливо покосился на тело у своих ног и пожал плечами.
– Он тебя ударил.
Я села на полу и потерла саднящую щеку, не найдясь, что ответить.
Это же Тангарра. Здесь всем очевидно: если граф ударил оборванку, у графа спрашивают, не ушиб ли он руку! Ну, или хоть платок предлагают, чтобы протереть ладонь…
– Тащи его в спальню, — вздохнула, так и не сообразив, что сказать Раинеру. Все возражения и упреки так и бродили на краю сознания, напрочь отказываясь складываться в слова. — Полагаю, граф утомился беседой и желает почивать до утра, а беспокоить его смерти подобно. А тебе приказано проверить южную башню на случай, если я успела что-то натворить.
Маркель возмущенно дернулся и попытался встать, и поясок от его роскошного халата пришлось употребить не по назначению. Я помогла Раинеру привязать Его Сиятельство к кровати, пока он пытался испепелить нас взглядом и невнятно мычал проклятия, — а потом честно вернула свои веревки на место и снова ссутулилась, всем видом
Так можно было без особых опасений выйти обратно в коридор и пройти в злосчастную южную башню. Храмовник идет по делу, нет, ведьму он не отпустит даже в графскую темницу, потому как оттуда она уже один раз сбежала, так что расступись, честной народ.
Со мной Раинер больше не заговаривал. Я тоже помалкивала, понимая: его планы остаться на Тангарре только что претерпели кардинальные изменения.
Рэвен ждал нас на верхней ступеньке винтовой лестницы, перед закрытой дверью в южную башню. Будущий граф Гейб коснулся моего плеча, чтобы сбросить заклинание невидисмости, и изрядно перепугал меня всего одной фразой:
– Эйв, ты только не волнуйся…
Разумеется, я тут же перепугалась, представив себе набор худших вариантов — от посторонней девицы в круге, готовой поднять панику и шум при виде чужаков, до потери способностей единственным доступным телепортистом. Рэвен обреченно поморщился, сообразив, что сделал только хуже, и без лишних комментариев распахнул перед нами дверь.
Я поспешно зажала себе рот, давя рвущийся наружу вскрик.
Защитный контур прорисовывался правильным кругом, охватывающим почти всю комнату, слепяще белой полосой вгрызаясь в сероватые доски пола. Точно над чертежом в воздухе словно мерцала какая-то странная дымка — белесая, едва заметная, но стоило только отвернуться, как периферийное зрение улавливало, как она наливается цветом и плотностью.
В круге лежал один-единственный соломенный тюфяк. Оберон, разумеется, благородно уступил его даме — хоть дама до сих пор ни разу в жизни не спала на соломенных тюфяках и, будь она в сознании, наверняка уже выла бы в голос. Или, что более вероятно, жгла тюфяк — и хорошо еще, если только его.
Длинные волосы белого золота разметались по грубой ткани, драгоценными ручейками стекали на пол, отвлекая внимание, не позволяя сконцентрироваться на лице — а оно того стоило: нежная кожа, выдающая не менее нежный возраст, будто светящаяся изнутри, и правильные, тонкие черты лица, какими обычно могли похвастаться только очень древние ирейские семьи.
И Рэвен еще хотел, чтобы я не волновалась?!
– Ясмайн?! — я рискнула отнять руки ото рта — рановато. — Какого черта?!
Рэвен быстро исправил мою ошибку, сграбастав меня в охапку и уткнув носом себе в плечо. Из его подмышки все мои возмущения звучали на порядок тише.
– Как она могла здесь оказаться?!
– Так же, как и леди Эмори, — с какой-то нехорошей задумчивостью отозвался Раинер из-за моей спины.
Оберон попытался что-то сказать — но звуки контур тоже не пропускал, и маг, убедившись, что мы его не слышим, молча остановился на самой границе контура.
– Вперед, — старательно пряча как насмешливые, так и нервные нотки в голосе, скомандовал Рэвен храмовнику. — Пой. Вся надежда на тебя.
Раинер раздраженно передернул плечами и вытащил молитвенник, отыскивая нужную страницу.