Ночные страхи
Шрифт:
– Стало быть, ты не знал, – наконец проговорил Мант, – что я коллекционирую гробы.
Часом позже все трое стояли в комнате наверху и смотрели на крупный продолговатый предмет, застывший посреди кучи древесной стружки, словно зарывшись в нее головой, – именно такую картину рисовала больная фантазия Валентина. Хозяин дома демонстрировал свое новое приобретение.
– Забавно он выглядит, когда неподвижен, – заметил Мант. – Как будто его убили. – Он задумчиво подтолкнул гроб ногой, и тот заскользил в сторону Валентина, который с опаской
Трудно было понять, куда именно двигалась эта штуковина: казалось, что у нее не было четко заданного направления и она перемещалась во все стороны одновременно, как краб.
– Здесь ему не развернуться, – вздохнул Мант. – Но он очень быстрый, и у него словно есть дар прогнозировать цель. Если прижмет кого к стенке, вряд ли бедняга сумеет уйти. Здесь я не буду показывать, потому что мне жалко полы, но в лесу он закапывается в землю за три минуты, а в разрыхленную землю, скажем на клумбе, зароется и за минуту. Он кубической формы, чтобы удобнее было копать. Он складывает человека пополам, выгибает назад, ломая хребет. Макушка оказывается прямо под пятками. Ступни «смотрят» вверх. О, пружина торчит. – Мант наклонился и что-то подправил. – Правда, прелестная игрушка?
– Если смотреть с точки зрения преступника, а не инженера, – заметил Беттишер, – в помещении он практически бесполезен. Ты не испытывал его на каменном полу?
– Один раз попытался. Он верещит от боли, но только тупит лезвия.
– О том и речь. Словно крот на брусчатке. И даже на самом обычном ковровом покрытии. Если он и зароется в пол, в ковре останется дырка. И сразу будет понятно, куда он делся.
Мант и тут согласился.
– Но что самое странное, – добавил он, – в нескольких комнатах этого дома он вполне может скрыться практически без следа, и никто, кроме опытного детектива, ничего не заметит. На днище у него, конечно, ножи, но крышка – самый что ни на есть настоящий паркет. Гроб очень чувствительный – вы сами видели, как он словно ощупывает поверхность, – он обследует планки и идеально подстраивается под рисунок паркета. Но я, конечно, согласен. Это и вправду не комнатная забава. Ладно, вы идите вниз, а я пока тут приберусь. И спущусь к вам буквально через минуту.
Притихший, задумчивый Валентин поплелся в библиотеку следом за Беттишером.
– А презабавная вышла сцена, – заметил Беттишер, издав тихий смешок.
– Сейчас наверху? Честно сказать, у меня до сих пор мурашки по коже.
– Нет, не сейчас. Я имею в виду, когда вы с Диком говорили о разных вещах.
– Боюсь, я выставил себя дураком, – удрученно сказал Валентин. – Я уже толком не помню, что именно мы говорили. Но помню, что я хотел кое о чем вас спросить.
– Спрашивайте, только я не обещаю, что отвечу.
Валентин на секунду задумался.
– Да, теперь вспомнил.
– Так о чем вы хотели спросить?
– Сказать по правде, я сам не знаю, стоит ли спрашивать. Это насчет тех слов Дика… Я тогда не придал им значения. Он, наверное, просто шутил.
– Каких
– Насчет этих гробов. Они настоящие?
– «Настоящие» в каком смысле?
– В смысле, можно ли их использовать по назначению…
– Друг мой, они и были использованы по назначению.
Валентин улыбнулся, но как-то натянуто.
– Они полноразмерные… в смысле, они натуральных размеров?
– Это не одно и то же, – усмехнулся Беттишер. – Думается, не будет вреда, если я скажу так: Дик – типичный коллекционер. Ему интересны всякие редкости, необычные формы, карлики, все в таком роде. Разумеется, каждая анатомическая аномалия требует и особенной формы гроба. В общем и целом экземпляры его коллекции несколько меньше средних – по крайней мере, короче. Вы об этом хотели спросить?
– Вы уже многое мне рассказали, но остался один вопрос.
– Какой именно?
– Когда я думал, что мы говорим о колясках…
– Да-да.
– Я спросил, пустые они или нет. Помните?
– Что-то припоминаю.
– Потом я сказал, что у него там, наверное, манекены, и он вроде бы согласился.
– О да.
– Но вряд ли он говорил всерьез. Это было бы слишком… реалистично.
– Ну, может быть, не манекены, а просто куклы.
– Куклы тоже бывают разные. Скелет, например, тоже смотрелся бы странно. – Валентин пристально уставился на Беттишера.
– Он был в отъезде, – быстро проговорил тот. – Я не в курсе его последних затей. А вот и он сам.
Мант вошел в комнату.
– Дети мои, – сказал он, – вы смотрели на время? Уже почти семь часов. И вы не забыли, что у нас будет еще один гость? Он вот-вот должен приехать.
– Кто он? – спросил Беттишер.
– Друг Валентина. Валентин, ты несешь за него ответственность. Я его пригласил, отчасти чтобы сделать тебе приятное. Я едва с ним знаком. Как мы будем его развлекать?
– Что он за человек? – полюбопытствовал Беттишер.
– Опиши его нам, Валентин. Он высокий или низкий? Я что-то не помню.
– Он среднего роста.
– Блондин или брюнет?
– Просто русый.
– Молодой или старый?
– Лет тридцати пяти.
– Холост или женат?
– Холост.
– Так что, он один в целом свете? Никто за него не волнуется, не переживает, где он и что с ним?
– Насколько я знаю, у него нет близких родственников.
– Вы хотите сказать, что, весьма вероятно, никто не знает о том, что он проведет воскресенье здесь?
– Наверное, нет. В Лондоне он снимает квартиру. Вряд ли он сообщит адрес квартирным хозяевам.
– Поразительно, до чего люди бывают беспечны. Он храбрый или робкий?
– Вот это вопрос! Примерно такой же храбрый, как я.
– Умный или не очень?
– У меня все друзья умные, – заявил Валентин, вернувшись к своей обычной беззаботной манере. – Он не интеллектуал: его пугают сложные игры типа шарад или умные разговоры.
– Тогда ему здесь делать нечего. Он играет в бридж?