Нос. Том 2
Шрифт:
Я, пытаясь поймать дыхание, кашляя как ненормальный, еле как выдавил из себя слова и спросил у неё, удивлённой таким моим поведением:
– До тубдиспансера идёт?..
2
– ЁБ ТВОЮ МАТЬ, БЛЯДЬ! – прокричал Марк. – Я ЗАЕБАЛСЯ, БЛЯДЬ, ПЫТАТЬСЯ ПОНЯТЬ, ГДЕ Я НАХУЙ!!!
Я открыл глаза, обнаружив себя всё там же на диване во всё той же квартире. Марк, Саша и Света были на своих местах… Ну, примерно. И, по всей видимости, тоже только присоединялись к нам с Марком… здесь.
– Это реальность или нет? – пропищала Света.
– Хуй его знает, но я, кажется, ощущаю, что реальность, – сказал я.
–
– Ну… Сейчас вроде не бомбят, так что не переживай, – тихо сказала ей Саша.
С трудом и по крупицам я помнил и вспоминал то, что видел сам. Глубокая тоска напала на меня, какая нападает, когда просыпаешься от очень хорошего сна, который не ощущался сном, а ощущался как прекрасный счастливый момент жизни.
Я огляделся. Открытая пачка галоперидола валялась на полу с несколькими таблетками рядом. Значит, то была правда. В смысле я действительно ходил за ними. Кто-то их съел? Надеюсь, что нет. Это мои таблетки, который мне выписали на всякий случай, и навряд ли этот случай и есть всякий. И вообще, он для конкретного всякого случая, который, может, и не настанет, поэтому он и всякий.
Вспомнив, что история с его добычей так бестактно оборвалась, я ещё больше взгрустнул. Потому что её неоконченный конец мне очень понравился. Вернее, фигуранты этой истории. Фигурантка… Как из сна с идеальной девушкой… Бессилье и злоба от этой неоконченности прошли по моему телу, от которых с гневной досадой хотелось что-нибудь прокричать. Но я не буду. Я же не Марк…
Но несмотря на то, что мне было немного грустно и тоскливо на душе, я не ощущал, что это те же грусть и тоска, что были раньше, подавлявшие меня совсем уж жёстко. Кажется, мне было лучше. В плане душевном. В плане физическом мне дико хотелось пить.
Я встал и, немного пошатываясь, отправился из зала.
– Ты куда? – спросила Саша.
– Пить хочу – пиздец, – ответил я.
– Поставь чайник тогда, мы тоже сейчас придём, – и она тяжело вздохнула.
Пока я шёл на кухню, пока включал свет, пока ставил чайник, пока садился и сидел за столом, больше всего меня волновала реальность посещения Строителя. Был ли я там на самом деле? Виделся ли я на самом деле с этой туберкулёзной девочкой? Не то чтобы я переживал о ней… Переживать о ней – то же самое, что переживать о случайном персонаже третьего плана без особой роли во сне, которого ты даже не знаешь, видел в первый раз и по пробуждении практически забыл. Я переживал о том, имею ли я теперь туберкулёз в себе или нет. И эта неизвестность очень меня нервировала. Мне, блять, неопределённости с ВИЧ, что ли, не хватало в жизни?!
Чайник вскипел и я заварил себе пакетик обычного чёрного чая. Медленно глотая его мелкими порциями, сидя в унылой тишине, я ощутил, как мне становится немного теплее. Это было важно, потому что в квартире по какой-то причине было достаточно холодно, и мои ноги замёрзли, вернее пальцы на ногах, которые я поджимал, чтобы было теплее. Да и сам я как-то… замёрз. Со временем на кухню подтянулись Марк и девочки.
– А нам ты чай не сделал? – спросил Марк на ходу, пока направлялся к чайнику и кружкам, и непонятно, зачем это было спрошено, если и так всё очевидно.
– Не сделал. Я же не знаю, какой чай вы хотите, – ответил я.
– Эх ты… – Саша шутливо осудила моё бездействие.
Они налили себе чай и тоже сели за стол. Минуту-другую мы пили молча, затем Марк спросил нас:
– Ну и что? Как вам?
Краем глаза я увидел, что девочки переглянулись между собой.
– Хуёво, – раздражённо
– Странно. Ты, вроде, сидела, мультики смотрела, откуда пиздецу взяться? – ответил ей Марк.
– Может быть, внутри какие-нибудь переживания были, – робко предположила Саша.
– Ну а тебе как? – обратился он к ней.
– Ну… Ну знаешь, вроде интересно, но второй раз я пробовать не хочу. Слишком реально там всё кажется, не разбираешь, где настоящая реальность, а где галлюцинация. Ну… Ну возможно, что я тоже немного на негативе была, поэтому, может, и можно второй раз попробовать. Но только в хорошем настроении. Я, всё-таки, считаю, что это важную роль играет при взаимодействии с любыми веществами такого рода…
– Ну а ты что? – Марк обратился ко мне.
Я многозначительно поджал левый уголок губ, угрюмо вздохнул и промолчал.
– Понятно… – вздохнул он тоже. – Я в каком-то круговороте еботни был, вообще сейчас ничего не разобрать. Но впечатления в итоге тоже не из приятных.
Они не спеша обсуждали что-то ещё, но я ощущал нужду в отстранении от происходящего. Отстранении от жизни, где я могу быть заражён уже двумя смертельно опасными болезнями; где уже два раза я был объёбан против своей воли людьми, которых я зову друзьями; от болтовни с ними; от ощущения холода в ногах, который не проходил, даже когда я одной ступнёй обнимал другую, как это делают с руками, когда мёрзнут пальцы на них; от очередного тёмного вечера, проводимого под желтоватым светом чужой люстры; от тиканья часов, которые не сообщают ничего, кроме количества ушедшего времени, упущенного и невозвратимого; от противоречивого незнания и неопределённости, неизвестности по направлению к тому, что будет дальше и что мне следует делать; от отрешённого одиночества к приятному уединению.
Марк ткнул меня в плечо:
– Ты будешь? – неожиданно спросил он, слегка улыбаясь.
– Что? – я пытался понять, что мне предлагают в очередной раз, чтобы сделать мой полёт вниз к поганой смерти объебоса в их компании ещё быстрее.
– Говорю, пасту арахисовую будешь? – повторил он свой вопрос, держа в руах банку с разноцветной красно-сине-зелёной надписью «JIF» на ней, и дополнил: – Батин друг из Америки возит, вот нам иногда подкидывает несколько банок.
Я видел много фильмов, где показывался быт людей в США, и часто там фигурировало арахисовое масло. Это всегда было необычно видеть и слышать, но я никогда не задумывался, хочу ли я попробовать это масло, каково оно на вкус и всё такое. «Необычно и необычно, ну и что, я и просто масло-то не особо люблю», – наверняка хоть раз задумывался я, после чего интерес к этому вопросу у меня пропадал.
– А как на вкус она? – спросил я, осматривая содержимое банки.
– Как арахис. Просто арахис взяли, пожарили и перетёрли в пасту, – ответил Марк, взяв у меня банку и начав намазывать из неё пасту себе на хлеб.
– Не сладкая?
– Нет. Поэтому в кино на неё кладут джем и шоколадную пасту и всё такое. На, попробуй, – протянул он мне ложку.
Я взял её, зачерпнул примерно половину этой ложки пасты, и поместил её к себе в рот. Необычно насыщенный ореховый вкус арахиса ощутился сразу же, а за ним обозначилась очень вязкая и плотная текстура или фактура или ещё чего этой пасты. С ней было тяжело двигать языком во рту, тяжело было перемещать её, но со временем она становилась мягче, особенно после запивания чаем, и вскоре прошла дальше в меня, оставив после себя приятные ощущения… довольной целостности.