Новатерра
Шрифт:
– Я слышала ваш разговор с Ходжаевым...
– И что, теперь тебя колотит от стыда? Конечно, подслушивать некрасиво, но мы уж как-нибудь простим твой грех.
– Помолчи!
– в голос воскликнула она.
– Дело в том, что я слышала самый конец разговора и тут же вспомнила: утром, когда бежала на работу, встретила Ирину Владимировну...
– С чем тебя от души поздравляю!
– усмехнулся гетман.
– Встретить, да ещё утром, Промокашку - немногим в жизни выпадает такое везение!
Он искренне недоумевал: по всем признакам началась
– Ну-ну, и что твоя Куракина?
– гетман подзадорил подругу лишь из вежливости, потому что давно утратил всякий интерес к станичным сплетням.
– Экскурсия у неё с гимназистами из начальных классов...
– Так ведь каникулы!
– Ты что, Саня, не знаешь Ирку?
– Лучше, чем ты думаешь, - вздохнул гетман.
Он и впрямь хорошо знал Куракину, ведущего педагога гимназии, завуча по учебно-методической работе, жену старого приятеля Василия, ныне старшины механического производства, женщину, которую лично он без преувеличения вырвал из лап обезумевших Чумных и благодаря чьей машине-развалюхе спасся сам. Но ещё ближе гетман знал руководителя Куракину, высосавшую из него половину жизненных соков, но 'пробившую' для гимназии всё, что в их положении возможно, от hi-tech оборудования и трёхразового питания для учеников до таких социальных льгот и ставок преподавателям, что им завидовали даже химики на вредном производстве. Откуда-то из глубины мрачного подсознательного Эго всплыла здравая в общем и целом мысль: лично он, великий гетман, предпочёл бы не встречаться с Промокашкой ни сегодня утром, ни вчера перед обедом, ни после дождичка в прошлый четверг, ни даже, честно говоря, двенадцать лет назад...
– Ты, это...
– отрешённо проговорил он, по случаю вспомнив то самое утро, Утро Вселенской Казни, - ...ну, типа, позвонила бы Ирке, пусть отведёт малышню в гимназию и свяжется с родителями, чтобы их разобрали по домам.
– Я пробовала, её мобильный вне зоны действия сети. Саныч..!
– Ну, отправь вестового, чёрт возьми, - гетмана стал раздражать пустопорожний разговор, которому подруга Бог весть почему придала столь плотную эмоциональную насыщенность.
– Позвони в музей, ну, или где они там могут ещё шляться.
– Саныч, Ирка собиралась отвести их к Черному ручью...
– одними побелевшими губами прошептала Наталья.
– Чудное место для прогулок с детьми! Туда через чащобу пока дотащишься...
– по инерции проговорил гетман, но когда до него дошёл смысл сказанного помощницей, вдруг осёкся, внутренне похолодев до абсолютного нуля.
– Что?! Что ты сказала?.. Что ж ты, твою мать, мне сразу-то не сказала?!
– Я?!
– выпучив на него и без того огромные глаза, возмущённо воскликнула Хуторская.
– Ах, да, конечно, извини, ты-то всё делала
Боже, тридцать-сорок сопливых отроков - целое поколение, надежда и опора возрождавшйся земли!
– резвились сейчас на опушке у проклятого ручья, далеко за охраняемым периметром границы, без всякой охраны. Боже святый!!!
– Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас!
– в тон гетману читала 'Трисвятое' Наталья.
А сам гетман уже действовал.
Не найдя времени обежать рабочий стол, прыгнул в кресло прямо через столешницу. В другой раз с гордостью подумал бы: могём ещё! Но не сейчас. Сейчас, пока летел, предположил, что половину малышни, если не всех кучно, родители не отпустили бы в лес без мобильных телефонов. Можно ведь позвонить любому из салажат и попросить, чтобы передали трубку Промокашке...
И телефоны, да, имелись. Однако ни сам гетман, ни его помощница, ни пресловутые родители, митинговавшие в этот момент под стенами гимназии, на чём свет стоит покрывая матом госпожу Куракину и собственных чад, якобы выключивших аппараты, предположить не могли, что из-за нехватки ретрансляторов даже в ближней к станице округе до сих пор существовали зоны, куда радиосигнал цифрового формата не проходил. Волею судеб в одной из таких зон сейчас и пребывали незадачливые экскурсанты...
Наверное, будь гетман в прошлой жизни офис-менеджером или участковым, взялся бы в данной ситуации уточнять фамилии детей, связываться с их родными, и тем потерял время, а мамаш и бабушек довёл бы до инфаркта минимум через одну. Однако, на их счастье, он был боевым офицером-десантником и принял наверняка самое оптимальное из возможных решений.
– Служба!
– заорал в микрофон внутренней громкой связи.
– Слушаю, господин полковник казачьих войск, - тут же отозвался оперативный дежурный.
– Включить аудиозапись под боевой приказ! Атаманским сердюкам - в ружьё и на конь! Задача: галопом выдвинуться к старой турбине у истока Чёрного ручья, там наши гимназисты. Если углубились в чащу - разыскать! Всех немедленно в станицу! Обеспечить охранение основной группы со всех возможных направлений вражеской атаки. Огонь по всему, что шевельнётся в зарослях! Я, гетман Твердохлеб, всё сказал. Вопросы?
– Прошу уточнить, господин полковник: что значит 'огонь по всему...'?
– Там дети, понимаешь, ты, перестраховщик хренов?!
– незаслуженно обругал он старого соратника.
– Надо дальше объяснять? Командира сердюков предупреди: если хоть с одним из шкетов что случится, лично его запорю как паршивую собаку! Стрелять во всё, что рискнёт шевельнуться! Из всех стволов. Боевыми. Без предупреждения. На поражение. Я не шучу!..
...
– Я не шучу, Сережа, это очень ядовитый гриб. Не знаю, что вы с мамой собирали, но это не опёнок, а бледная поганка. Дай-ка мне её! Смотрите, дети, поганка отличается тем, что...