Новая игра
Шрифт:
Нельзя объять необъятного — Василий Петрович был крупным специалистом совсем в другой области. А ведь осётр — такая же «чисто волжская» рыба, как и таймень — «чисто сибирская». То и другое, причём совсем недавно, по историческим меркам, изобиловало в Неве. Но кто теперь помнит об этом? Кому известно, что в Финском заливе и в Ладоге до сих пор попадаются единичные осетры? Кто хоть в книжке читал про то, что в Маркизову лужу когда-то заходили киты?..
— Знаете, профессор, в чём главная победа врагов человечества? — рассмеялся негр, кивнул и как-то очень по-русски вытащил из-за сапога нож. — В том, что они убедили это самое человечество, будто магии не существует. Мол, всё это враки, детские сказки. А раз так, значит, сидите, куда посажены, закройте рты
Работал Мгиви не только языком. Устроил рыбину поудобнее, живо вспорол брюхо… Магия не подвела — осётр был с икрой. Для неё Мгиви приготовил тузлук — раствор соли в воде, такой, чтобы в нём поплыла очищенная сырая картофелина. Когда в тазу засверкали добрых три килограмма чёрного бисера, онемевшие от восхищения зрители вспомнили любимый народом фильм: «Ну вот, опять икра…»
— А знаете, почему пятиминутка? — прокомментировал Мгиви. — Не потому, что готовится за пять минут. Потому, что за пять минут съедается… — Осторожно помешал в тазу и важно объявил: — Ну вот, ещё четверть часа, потом стечёт — и всё. Можно есть ложками. [144]
144
Пятиминутка— любительская разновидность так называемой «троешной» (правильнее, «троечной») икры. Свежую икру, вынув из рыбы, тут же протирали на грохотке, как и зернистую, затем обливали в корыте тёплым крепким рассолом и откидывали на решето, давая полностью стечь. Потом икру тщательно упаковывали в маленькие бочонки (по пуду) и тотчас на почтовых тройках — самым скоростным транспортом по тем временам — отправляли по назначению, обычно в Москву. Отсюда и название.
Действовал Мгиви умело, двигался споро и ладно — казалось, они там, в Африке, только тем и занимаются, что делают русскую икру.
— Слышал я, кстати, — медленно выговорил Песцов, — будто её ложек пять столовых зараз можно съесть, а больше просто не лезет. Энергетика не даёт…
Никто не поддержал этот тезис, но и не опроверг. Примерно так в Средние века бытовало мнение о полной неразрушимости и несгораемости алмаза. Огонь и молотки были у всех, кое у кого водились и алмазы, но кто проверял?..
Наливайко крякнул и полез из-за стола — снимать Шерханов котелок с огня.
Шерхан. Похищение
Белка была крупная, огненно-рыжая и до жути любознательная. Она бойко скатилась по стволу, прыгнула к помойным вёдрам у кухни, ухватила что-то, распушила хвост и с довольным видом взлетела на берёзу. Глупая, думает, Шерхан не видит её, Шерхан не слышит, не замечает… Э, милая, да Шерхану вовсе и не нужно открывать глаза — он тебя учуял знаешь ещё где? Во-он на той сосенке… И был бы он в плохом настроении, ты бы тут не скакала.
«Тихона на тебя, рыжая, нету… — Шерхан благодушно зевнул, перевалился на бок и снова затих, только влажные чёрные ноздри едва заметно подрагивали. — Так, а что у нас будет на ужин?»
Запахи внятно говорили ему: жизнь удалась. В желудке ещё ощущался вкусный обед, хозяин что-то мирно писал, сидя в палатке, а на кухне опять гремели котлы. И ещё с севера налетел ветер и разогнал всю мошкару. Мир был надёжен, прочен и не грозил бедой. Над лагерем витали запахи леса, знакомых людей, кухни, дыма, солярки…
И вдруг Шерхан насторожился, вздрогнул, по телу пробежала дрожь… Этот запах! Не различимый никакими приборами, измеряемый, быть может, всего несколькими молекулами… И тем не менее — безошибочно узнаваемый.
Запах суки. Запах любви…
Мышцы кобеля напряглись, дыхание начало сбиваться. О-о, этот запах, заслонивший вселенную!.. Могучая сила подняла Шерхана на лапы, словно кувалдой шарахнула по голове и, властно отменяя все чувства и привычки, погнала из
Если бы хозяин вовремя высунулся из палатки и окликнул его: «Эй, куда?!» — Шерхан, вероятно, остановился бы. И пристыженно вернулся назад. Но хозяин ничего не заметил, и теперь кобеля направлял инстинкт. Древний, могучий, необоримый инстинкт, требующий продолжения рода. Шерхан мчался по лесу, из пасти тягучей ниткой свешивалась слюна, нос доверчиво и жадно вбирал постепенно крепнувший запах.
«Ты прекрасна, желанная, ты прекрасна! Где же ты?..»
Он даже не услышал тихого хлопка, какой издаёт пневматическое оружие. Миг — и в плечо ему хищно впилась игла, шприц сработал, выдавливая в кровь отраву. Шерхан остановился, выдернул зубами колючку, грозно зарычал, оглянулся, ища коварных соперников… и в это время на него без предупреждения навалилась чудовищная слабость. Он заметил сбоку размытые силуэты и сделал шаг, но лапы уже подламывались, в груди начало клокотать и хрипеть, на шею будто набросили и затянули аркан…
— Ого, ну и здоровый!..
Чья-то нога ткнула его в рёбра, сперва осторожно, потом — с безнаказанной силой. Импортная фармакология не подвела. Шерхан не смог даже дёрнуться.
— Верёвку давай!..
Подошедшие люди замотали ему скотчем пасть, крепко связали лапы и, раскачав, с усилием закинули в кузов пикапа. На голову опустился плотный, воняющий бензином брезент… Шерхан отчаянно боролся за каждый вздох, за каждый удар словно бы задремавшего сердца. Но в этом почти остановленном сердце не было страха. Предки Шерхана поколениями охраняли стада, отгоняя прочь двуногих и четвероногих стервятников, и не сдавались в бою, даже когда горло сдавливали чьи-то челюсти или удавка.
«Я запомнил вас. И не думайте, будто победили меня…»
Тихон. Приближение Зла
Леса и окраина болот кругом лагеря оказались местом до крайности интересным. Тихон был, в общем-то, городским, квартирным котом, но у его племени генетические дарования просыпаются легко и быстро, дай только повод. Потомку камышовых охотников с первого дня крепко полюбилось исследовать могучие сосняки, непролазные (ха-ха, для кого-то!) заросли ольхи и подсохшие на жаре моховые кочки. Ещё здесь была речка, мостик через неё и деревня на том берегу, страшно интересная деревня, в которой…
О, на сей счёт Тихону было что порассказать, да только кто ж его спрашивал…
В общем, к палаткам хозяйкиных друзей Тихон возвращался лишь от случая к случаю. [145] В основном тогда, когда там кормили чем-нибудь вкусненьким. Например, раками. Хочешь — анатомируй варёного, хочешь — справляйся с живым. Это было забавно. Или вот взять давешнего осетра. От осетра явственно попахивало магией, но магия, которая помогает наполнить желудок, вредоносна не более, чем удочка и крючок. Её даровала Своим детям Мурка Трёхцветная, праматерь кошачьей удачи. [146] В такой магии и сам Тихон, как все коты, очень даже знал толк.
145
Авторы не могут удержаться, чтобы не вспомнить историю, рассказанную владелицей сугубо выставочных кошек. Двое её питомцев, оба в ранге чемпионов мира, попадая летом в деревню, на несколько месяцев превращаются в «диких лесных котов» и прерывают все контакты с людьми. А в день отъезда в город как ни в чём не бывало возвращаются в лоно семьи и вновь предаются выставочно-диванному сибаритству.
146
Конечно, авторы далеки от намерения приписывать кошкам какую-либо религиозность (хотя онтологи и усматривают у животных по крайней мере начатки суеверного поведения). Просто так нам легче передавать те моменты общения с тонкими сферами, которые нашим «братьям меньшим», безусловно, присущи.