Новик
Шрифт:
— Равняйсь! Смирно! — гаркнул я, завидев появление царя в сопровождении бояр и окольничьих.
Ровные стройные ряды стрельцов в красных кафтанах производили впечатление хорошо отлаженного механизма.
Бояре переговаривались между собой, шутили и смеялись, не слишком-то заинтересованные в зрелище. К стрельцам у них до сих пор оставалось некоторое предубеждение, даже после Казанского и Астраханского походов. Зато царь щурился и поглаживал бороду, глядя на сотню, замершую по стойке «смирно».
— Вижу, не обманул, — усмехнулся царь вместо
— И даже лучше, государь, — поклонился я.
— Показывай, — повелел царь.
Среди его свиты пошли шепотки про мою дерзость, молодость и прочие недостатки, я слышал обрывки боярских разговоров.
На поле были подготовлены мишени из деревянных щитов, изображающие вражеский строй. Задумка моя была проста, как две копейки, провести сотню мимо царя торжественным маршем, а затем показать Иоанну самый обыкновенный караколь, дешёвый и сердитый способ создать плотный массированный огонь.
— Сотня! Нале-во! Шаг-о-ом! Арш! — зычно прокричал я.
Добиться идеальной слаженности и чёткости движений, как на параде Победы, мне не удалось, но даже так сотня, чеканящая шаг, смотрелась достойно. Обычно пехота на марше смотрелась как стадо свиней, все брели как попало, растягиваясь и разбиваясь на мелкие группки. А тут вся сотня шла, как одно целое.
— Смирно! Равнение на-право! — крикнул я.
Стрельцы, как один, повернулись к царю, продолжая печатать шаг. Царь усмехнулся, покачал головой, поприветствовал стрельцов взмахом руки.
— Скоморохи бродячие медведей да собачек так же дрессируют, — тихо произнёс кто-то из царской свиты.
Несколько человек рассмеялись. Сам государь даже бровью не повёл.
Строй наконец остановился. Флангом к высоким гостям, с подветренной стороны, чтобы пороховой дым летел не к царю и боярам, а наоборот, прочь от них.
— В десять шеренг становись! — крикнул я.
Можно было бы обойтись и тремя. Но десять банально удобнее для управления, ну и огонь будет плотнее. Десятники справа, командуют своими людьми, каждый знает свой манёвр. Караколь отрабатывали не единожды. Плутонгами… Покажу в другой раз.
— Сотня! На караул! — приказал я. — Пищаль плашмя! Заряжай!
Стрельцы принялись заряжать пищали, не слишком слаженно и красиво, но мне требовалась функциональность, а не красота.
— Вынь патрон! Скуси! Патрон в дуло! — каждый приём отрабатывали множество раз, но всё равно нашлись те, кто ошибся с порядком действий.
Я это заметил, десятники тоже, но общую картину это почти не портило. Царь ждал непосредственно пальбы.
— Шомпол вынь! Прибей! — зычно командовал я. — В ложу! На плечо!
Вскоре вся сотня зарядила свои пищали и ждала дальнейших приказаний. Я выразительно посмотрел на Иоанна Васильевича.
— Командуйте, командуйте, — сказал он.
— Караколем! Первая шеренга! Пали! — крикнул я.
Первый десяток синхронно потянул за
Караколь вышел славный, пищали гремели без остановки. Пороховой дым курился над полем, разлетаясь рваными клочьями, и государь жестом приказал остановить пальбу.
— Стой! Прекратить огонь! — приказал я.
Выстрелы стихли, дым потихоньку начал рассеиваться, измочаленные мишени наконец показались из серой пелены.
— Зелья больше извели, чем иная крепость за целый год, — проворчал кто-то из царских воевод.
Мне почему-то вспомнились генералы Первой мировой, которые выступали против пулемётов и автоматических винтовок, мол, пусть лучше солдат идёт в штыковую. Патроны, дескать, слишком дорогие, чтобы тратить их вот так.
— Из луков ещё больше стрел метать можно. И ещё быстрее, — сказал другой боярин.
— Прости, боярин, но лучника хорошего с детства готовить приходится, а этих я за месяц с небольшим выучил, — возразил я.
— Татары своих… — начал было боярин, но царь его перебил.
— Как мыслишь, новик, а в поле твои пищальники супротив, скажем, рыцарей немецких, да без укрытия… Сдержат? — спросил государь. — В гуляй-городе им с твоим каракулем не укрыться будет, придётся ведь на открытое место ставить.
— Сдержат, государь, — сказал я. — Рыцари и доехать не успеют, их первый же залп из седла выбьет. А коли доедут, так можно строй копейщиками разбавить, скажем, каждого третьего пикой вооружить.
А ещё лучше — примкнуть штыки, но я в погоне за скоростью изготовления оружия оставил штыки за бортом. Трёхгранный игольчатый штык — оружие победы, почти как автомат Калашникова.
— По глазам вижу, ещё что-то замыслил, — усмехнулся царь.
— Точно так, государь. Мыслю, лучших стрелков в отдельные десятки сводить надобно, самых метких, — сказал я. — И пищалями лучшими снабжать, дабы они издалека вражеских командиров и воевод выбивали. В строю от них толку нет, в строю все одинаковы, а вот сами по себе, как охотники…
— Бесчестно сие! — выпалил один из бояр.
Представил, видимо, как снайперская пуля снимает его, такого красивого, скачущего во главе войска. Прости, друг, но твоё время подходит к концу. Наступает эпоха огнестрела.
Царь тоже покачал головой.
— Воевод не из пищалей стрелять, а в полон брать надлежит, хотя бы заради выкупа, — сказал Иоанн, в этом вопросе занимая сторону боярства. — К тому же, если все друг у друга воевод убивать начнут, скоро и служить окажется некому.
Я смолчал, понимая, что идея егерских формирований сейчас понимания тут не найдёт. Всё равно нарезного оружия у меня пока нет, мастер Андрей Иванович и с этим заказом кое-как успел.