Новый год в октябре
Шрифт:
Они закончили ужин молча, после чего Прошин проводил ее в гостиницу. По дороге, посмотрев на часы, присвистнул. Сообщил сокрушенно:
– А паром-то наш ушел… Вот и погуляли!
– И что теперь? – озабоченно спросила она.
– Ну, я уговорю администраторшу, думаю. В крайнем случае, поболтаюсь по городу. Ночь сегодня лирическая…
За червонец взятки номер в гостинице ему выделили. Правда, с соседом – нетрезвым командировочным из Сибири, уже
Принюхавшись к запаху перегара, стоящему в тесной комнатенке, Прошин обернулся к сопровождавшей его Наталье:
– Пусти на часок чаю попить… - И - досадливо скосил глаза в сторону мало что соображавшего соседа, кулем, свесив ноги, повалившегося на кровать в расстегнутой рубахе.
– Пойдем, конечно, - сказала она.
Дежурная по этажу выдала им электрический чайник. Пока тот сопел, нагреваясь, Прошин, искрясь юмором, живописал предполагаемые подробности от своего будущего ночлега с командировочным пьяницей.
Наташа рассеянно улыбалась, сидя напротив него за столом.
– Ничего, небольшое приключение не повредит, - заключил он, не отводя от нее взгляда.
– Я тоже думаю – обойдется. – Она одернула юбку, уперлась ладонью в подбородок. Серебряный медальон, скользнув, качнулся в овальном прогибе цепочки.
Все в ней внезапно показалось Прошину совершенным: и этот медальон, и молодая, нежная кожа щеки, и стройная ножка, беззащитно и дерзко выставленная напоказ, и хрупкая точеная стопа, и длинные золотые волосы…
Подвинув стул, он подсел к ней вплотную. Сказал обреченно:
– Распинался я сегодня, убеждал тебя… - Повинно опустил голову. – Неужели завтра опять наткнусь на отстраненный взгляд?
Следующий ее жест он предугадал: он осторожно провела ладонью по его щеке. Сказала:
– Надеюсь, ты был честен…
Теперь нельзя было упускать ни секунды.
Он привлек ее к себе, поцеловал в дрогнувшую шею, тут же опьянев от запаха ее кожи, волос, от прикосновения к ней – нежной, желанной…
– Милая, - выдохнул он, вполне, впрочем, искренне. – Какие же мы глупцы, что не были вместе, какие же…
Он почувствовал, как в ней просыпается настороженность; поцеловал вновь, попав губами в подбородок; подхватил на руки; не давая опомниться от растерянности и шепча что-то страстное, невнятное, понес к постели…
Движения его были по-кошачьи мягки, точны, они предугадывали и унимали любое зарождавшееся в ней сопротивление, и на какой-то кратчайший, как чувство укола, миг он подумал, что хладнокровие его и сноровка просто-таки изумительны, но тут же прогнал эту мысль в боязни нарушить безукоризненную и этим даже преступную гармонию своих действий.
– Нет! – Голос ее сорвался, перейдя в хрип…
Но теперь, меняя откровенную силу небрежной лаской, он уже грубо и просто подчинившись стремлению овладеть, все же добился своего. И в ту секунду, когда почувствовал, что сопротивление и отчаяние уступили в ней тупой, самоубийственной покорности, озарено и подло обрадовался. Но тоже на миг. На краткий миг мига, смененный затем долгим часом их немой, бездумной близости, в которой ему действительно желалось полюбить эту женщину.
На судно, никого не стесняясь, они вернулись вместе.
***
На следующий день Наташе вновь пришлось возвращаться в город: предстояло позвонить сестре в Москву, поздравить ее с днем рождения и получить денежный перевод: курортный город требовал незапланированных трат.
В холле гостиницы, под фикусом, в теплом от солнца кресле, сидела пожилая старуха дежурная, водя остекленевшими от жары глазами по строкам газеты. Увидев Наташу, вскочила, засеменила к ней.
– А к вам приходили – с оттенком конспиративности доложила она. – Очень интересный такой мужчина. Он сейчас в павильон пошел, напротив. Муж, наверное…
«Сергей…» - Она обернулась и… увидела Авдеева.
– Ну, – он смущенно, как бы извиняясь, развел руками, – вот и встретились…
– Ты как здесь?..
Она не узнавала его: Коля? Уверенный взгляд, жесткое лицо, короткая стрижка… И где прежняя сгорбленность, приниженность, испитость?
– Что произошло? Почему ты уволился?
– Пожалуйте ключик от номера, – любезно вставила дежурная.
– Да–да, – рассеянно кивнула Наташа. – Спасибо… – И боком, не сводя с Авдеева глаз, поднялась по лестнице в номер.
Авдеев присел на стул, на мгновение замер, закрыв глаза, затем ровным, чужим голосом сказал:
– В общем… Я приехал за тобой. Я люблю тебя, Наташа. И не могу без тебя! Конечно, ты замужем…
Она мотнула головой потерянно:
– Кто это меня успел выдать замуж?
– Как? Прошин сказал… Ах, вон оно что! – неожиданно зло протянул Авдеев и, сунув руки в карманы, прошелся по комнате. – Опять купил!
– Ты о чем?
– Да–а, – скривился он, отмахнувшись, – долго объяснять. Лучше скажи: как мне быть? Хочешь – вернусь в Москву, хочешь – здесь останусь, хочешь… вместе поедем… - Он притянул ее за плечи. – Наташа, я…