Новый учитель
Шрифт:
Произнеся это, Глеб посмотрел, наконец, на Весницкого.
– Навязчивые мысли, сверхценные идеи, внутренние голоса, ощущение того, будто бы мысли кто-то читает или вкладывает в голову - всё это симптомы шизофрении, Павел Андреевич. Вот здесь, - Глеб достал из кармана свернутый листок, положил его на подоконник, я записал телефон одной клиники, позвоните, проконсультируйтесь. Я прошу вас об этом ни как коллега или случайный знакомый, а как человек, которому вы не безразличны. Может быть, я ошибаюсь, может быть, ваше поведение имеет под собой рациональную основу, тогда врачи помогут разобраться вам в этом. Главное, никакого вреда они не причинят.
Глеб молча встал и торопливо ушёл, оставив Весницкого наедине с собой. Павел Андреевич подкрался к окну, убедился, что Свиридов покинул двор, взял с подоконника листок, развернул. Обессиленный, Весницкий рухнул на то самое место, где сидел Глеб.
Безумен ли он? Вероятно. Как с этим быть? Весницкий не знал.
Вспомнилась поездка с женой в Таллин. Они только отыграли свадьбу, у обоих отпуск, Весницкий и предложил махнуть куда-нибудь на подаренные деньги, устроить своего рода медовый месяц. Жена поддержала. Тогда границы не было, в Эстонскую ССР было легко попасть, а выглядел Таллин непривычно для русского глаза. Создавалась своего рода иллюзия пребывания за границей.
Само собой, они бродили не только по старым улицам, кафе и кинотеатрам, но посещали и музеи, один из которых запомнился Весницкому особенно. То была церковь святого Николая, где сохранился фрагмент известной картины средневекового художника Берндта Нотке "Пляска смерти".
Даже сейчас, за тысячи километром и десятки лет от Таллина, Павел Андреевич содрогнулся, вспомнив сюжет картины, такое невообразимо глубокое впечатление она произвела на него. Люди стоят в ряд промеж ужасных, отвратительных скелетов с отсутствующим выражением лиц. Мертвецы фамильярничают, беззастенчиво хватают несчастных за руки, выплясывают под волынку, на которой играет ещё один кадавр, стыдливо прикрывающийся саваном. Покойники словно бы пытаются втянуть живых в их жуткий танец под какафонию звуков, стонов и рыданий. Бесполые, мертвецы, тем не менее, подражают живым, пытаясь изобразить женщин и мужчин, кутаясь в саван то наподобие косынки, то словно бы в пышные облачения лиц высших сословий. Зазывая живых вслед за собой, мертвецы кривляются, всячески выгибаются, разбрасывая свои уродливые черные конечности во все стороны.
Но страшнее всего в этой картине не мертвые, а реакция живых. Они словно бы не замечают покойников, ведут себя так, будто бы их не хватают жуткие кадавры и не втягивают в пляску, за которой последует неминуемое превращение в точно такое же чудовище.
Это воспоминание показалось Весницкому важным.
– Репродукция!
– загорелся он.
– У меня были репродукции!
В одном из книжных магазинов Таллина они купили тогда и альбом, посвященный пляске смерти и художникам, изображавшим её. Павлу Андреевичу казалось, что если он увидит картину теперь, то ему откроется какая-то важная тайна, до того сокрытый ото всех, может быть даже от самого художника.
Он бросился к книжному шкафу, сначала старался откладывать книги в стороны, но вскоре, под влиянием жгучего нетерпения, стал просто выбрасывать их, не заботясь о сохранности переплета. Наконец, он отыскал нужную книгу, растолкал ногами рассыпанные по полу книги, ухватил валявшийся неподалеку стул, сел и принялся листать, разглядывая жуткие, вызывавшие дрожь картины торжества смерти, скелетов, нагло провозглашавших свою победу, осыпавших живых градом стрел,
В середине книги, на развороте сложенные вчетверо страницы скрывали репродукцию "Пляски смерти" Нотке. Трясущимися руками Весницкий развернул лист и во второй раз пережил момент знакомства с этим полотном.
"Почему, ну почему они их не видят!" - гадал Павел Андреевич и не находил ответа. В голове крутилась история о пёстром дудочнике, прогнавшем крыс и отнявшем детей, чуме, свирепствовавшей в средневековье, мертвецах, встающих из могил. Он не мог проследить связь, понять, в чем же дело, пока его взгляд не упал на скелета, стоявшего на одной ноге, вторую кокетливо подгибавшего к бедру, закутавшегося в саван с головой и обнимавшего императрицу.
"Лицедеи", - проскользнуло в голове.
Гамельнский крысолов тоже лицедей. И пляшущие кадавры лицедеи. И упыри лицедеи. Нужно изобразить жизнь там, где её нет. Попробуй-ка так сыграй. Да ни одному живому артисту это не под силу. А мертвецы справляются. Потому что лицедействуют так хорошо, что им верят все. Глаза видят мертвеца, но его манера, поведение, голос, движения - все заставляет считать мертвого живым. А тех, кто разглядит истинную натуру, считают сумасшедшими.
"Крысолов увёл детей!
– вспыхнул Весницкий.
– Играл на дудке, они плясали. Такой же мертвец, как и эти".
И когда взгляд Павла Андреевича упал на репродукцию картины Нотке, он содрогнулся, ведь на месте ужасных лиц мертвецов с пустыми глазницами, голыми зубами и дырками вместо носа он отчётливо различил лицо Глеба Свиридова, который играл на волынке, а вся деревня танцевала. Он втянул в жуткий танец живых, стал учителем, уводя за собой детей, взял в жены Аню, чтобы погубить.
Никаких сомнений не осталось. Несчастные безумцы, плясавшие под руку с мертвецами, они ничего не видят, не могут видеть, их глаза застилает игра мертвеца. Но Весницкого больше не обмануть. Он спасёт Аню, обязательно спасёт Аню.
"Только бы не было поздно, только бы не поздно!" - молился Павел Андреевич, набрасывая на себя легкую куртку и подхватывая топор.
"Думал, задурить мне голову, - размышлял Весницкий по дороге к лесополосе.
– Не на того напал. Их ты обманешь, но не меня. Чтобы на первом же уроке так внимательно слушали, даже двоечники отвечали - да быть такого не может! Уже тогда нужно было догадаться, да не смог. До сих пор сомневался, но теперь эта гадина от меня никуда не денется".
Там он выбрал молодую не слишком высокую осину, срубил верхушку, кое-как заострил конец, удовлетворенно хмыкнул, засунул импровизированный кол ремнем, накрыв его рубашкой, после чего с топором на перевес направился прямиком к дому Глеба. Добравшись туда, Весницкий вошёл на двор, стал звать Глеба, нервно покачивая топором из стороны в сторону. Никто не отзывался, зато крики привлекли внимания пожилой соседки, прибиравшейся у себя на дворе. Она подошла к забору и стала всматриваться слабыми глазами.
– А вы к кому?
– признала она учителя.
– К хозяину. Где он?
– Убежал часа пол назад. Весь взмыленный, бледный. А топор-то вам зачем?
Но Весницкий уже не слушал её, пошёл прочь. Он знал, куда убежал Глеб и не сомневался зачем. Будь что будет, а Аню он спасет. И пускай потом его ненавидит вся деревня, пускай считаются сумасшедшим, пускай сама девочка проклинает его, он один будет тем, кто знает правду - Глеб упырь, паразит, избавить мир от которого значит совершить подвиг.