Новый Вавилон
Шрифт:
— Со мной все в полном порядке, сэр! — воскликнул сын. Мы втиснулись в стену, пропуская лавину из матросов, спешивших занять места по боевому расписанию. Лампы продолжали моргать, а корабельный ревун хрипло вопил прямо над ухом. Я почти не слышал, что говорит мой мальчик.
— Ты где был?! — крикнул я сыну. Но он, вместо того, чтобы ответить, все повторял, что на нас напали, но кто и почему, я так и не понял. Зато, наконец, разглядел мольберт с наброском миноносца, его стремительный силуэт не оставлял никаких сомнений — это был «Яков Сверло» собственной персоной. Генри успел нарисовать его довольно четко, в отличие от воды, по которой полагалось
— Товарищ Офсет? — кто-то тронул меня за рукав. Обернувшись, я узнал одного из морских офицеров, присутствовавших вчера в кают-компании. Козырнув, моряк позволил себе вздох облегчения. — Обыскался вас, товарищ путешественник. Капитан Каланча просит вас срочно пройти на центральный пост.
— Капитан Каланча?! — мелькнуло у меня. А куда же подевался Рвоцкий. Но, я не задал этого вопроса вслух. Шли вторые сутки, как мы с Генри попали на этот чертов корабль, я начал привыкать к тому, что молчание тот — дорогого стоит. Молча кивнул, и мы с сыном поспешили за моряком, то и дело опираясь о стены. Эсминец, набрав приличную скорость, непрестанно менял курс, чтобы помешать неприятельским артиллеристам пристреляться. Что по нам ведется огонь, было отчетливо слышно даже внизу, под прикрытием брони. Высоко над нами ухали взрывы, отвратительно визжала шрапнель. Пару раз «Сверло» дернулся, как от боли, как минимум дважды снаряды поразили цель.
***
В боевой рубке, где мы очутились минут через пять, было сумрачно, дневной свет проникал внутрь сквозь узкие прорези в броневых плитах. При этом, в помещении было, не протолкнуться. Кроме старпома, вахтенного начальника, штурмана и нижних чинов, которым полагалось находиться тут по долгу службы, стоя у штурвала, дальномера и переговорных труб, я увидел Шпырева, Сварса и Вывиха. Начальник экспедиции был в небрежно наброшенном на плечи бушлате и лихо заломленной на затылок бескозырке. Лицо Яна Оттовича было мрачнее тучи. Гуру, напротив, выглядел явно напуганным. Что же до Сварса, то его рябая физиономия не выражала никаких эмоций. Не человек — сфинкс…
Заметив нас с Генри, Шпырев сделал знак подойти.
— Вот, товарищ первопроходец, на тот случай, если вчера вечером вы заподозрили меня в паранойе. Как видите, мне не мерещатся повсюду враги революции, их у нас на самом деле, хоть отбавляй, и они не угомонятся, пока не прикончат нас. Но, мы им такой радости не предоставим, верно, юнга?!
Я хотел спросить у Шпырева, не видит ли он, случайно, связи, между тем, как мы вчера проигнорировали таможенные формальности, и сегодняшней стрельбой, но опять попридержал язык. Молча прильнул к окулярам бинокля, протянутого мне Шпыревым. Стоило высунуть нос наружу, как над рубкой просвистел очередной снаряд. Его траектория пролегала гораздо выше мачты, но на войне всегда кажется, будто каждая пуля метит прямо в лоб. Это, конечно же, не так, предназначенный тебе свинец убивает до того, как сообразишь, что убит. Но, с физиологией не поспоришь. Я машинально отшатнулся. Сделав перелет, снаряд ухнул в воду далеко за правым бортом.
— Вот это да! — воскликнул Генри, едва не подпрыгивая от восторга. — Вот так приключение, сэр!
— Им в нас не попасть, — шепотом проронил Гуру
Определенный резон в его словах имелся. «Сверло» летел на всех парах, как скоростной экспресс. Корпус судна вспарывал поверхность реки с легкостью отточенной бритвы, казалось, не встречая ни малейшего сопротивления. Однако, это было обманчивое впечатление. Разгневанная Амазонка у нас за спиной, словно очнувшись, заворачивалась неистовыми волнами. Злобно шипя и, на глазах, вырастая, они устремлялись к суше и выплескивали на нее свой гнев, ломая кусты и стволы небольших деревьев. Будто были поророку — грозным океанским приливом, подымающимся вверх по реке на сотни и сотни миль.
Я снова прильнул к окулярам. Противоположный берег Амазонки был едва различим из-за стелившегося над водой дыма, это мы начадили так, и мне не сразу удалось разглядеть корабль преследователей. Он был в хороших пяти кабельтовых ниже по течению и, похоже, постепенно отставал, то зарываясь носом в реку, то опрокидываясь на корму, чтоб не сказать: вставая на дыбы. Гуру не ошибся, поднятые нами волны болтали наших врагов, как поплавок.
— Что скажете, товарищ путешественник? — спросил Шпырев, опуская руку на срез амбразуры в шаге от меня.
— Судя по силуэту — легкий крейсер…
— А флаги какие-нибудь видите? — продолжал допытываться Ян Оттович. Я вынужден был покачать головой.
— То-то и оно, браток. И палить без предупреждения начали. Это оттого они такие храбрые, что пока про наши пушки не знают. Сейчас начнем удивлять…
Если бы ненавистью можно было убить, гнавшийся за нами крейсер немедленно пошел бы ко дну. Вместо этого, он дал очередной залп. Наблюдая за ним в бинокль, я увидел, как темный силуэт вражеского судна осветила серия вспышек. Автоматически втянул голову в плечи, одновременно, оттолкнув Генри подальше от прорези, под прикрытие брони.
— Майтреюшка, спаси и сохрани, — пробормотал Гуру, стискивая четки. Это было все, что я увидел до взрыва. Ухнуло так, что «Сверло» застонал. Вывих упал на колени. Два гейзера одновременно взметнулись у левого борта, обдав нас водой, как из пожарного рукава. Кавторанг Каланча остался без фуражки, ее смахнуло взрывной волной. Сварс выругался. Генри нервно хохотнул, отплевываясь.
— Где наши пушки?! — крикнул Шпырев. — Почему молчат?!
— Артиллерия готова! — откликнулся Каланча.
— Тогда слушай мою команду! Расчехлить этих уродов к херам!
Козырнув, Каланча отдал приказ старшему артиллеристу. Тотчас, урча электроприводами, пришли в движение колпаки спаренных артиллерийских установок.
— Дистанция? — процедил в переговорную трубу артиллерийский офицер. Выслушал ответ дальномерщика и пролаял:
— Третья башня, бронебойными…
Корпус эсминца дернулся от клотика до киля, когда, с интервалом в несколько секунд, ухнули пушки главного калибра. Насколько я мог судить, наш эсминец был вооружен тридцатидюймовыми орудиями, четыре их них стояли на носу и два — на корме. В общем, нам было, чем огрызнуться.