Новый Вавилон
Шрифт:
— Накрытие первым же залпом! — доложили через минуту с дальномерного поста. Рубка огласилась воинственными торжествующими воплями.
— То-то, — процедил Шпырев, вырывая у меня бинокль. — А, суки, забегали! Каланча?! Давай-ка их еще поджарь!
Его слова потонули в чудовищном грохоте. По нам тоже попали, по броне защелкали осколки, вынудив находившихся в рубке людей пригнуться. Что-то со скрежетом рухнуло на палубу, откуда-то сверху посыпались ошметки такелажа. Палубу затянуло едким дымом. Кто-то пронзительно взвыл. Поперечный мостик
— Пожарный дивизион?! — крикнул старпом. Мы со Шпыревым очутились лицом к лицу. Его — было в крови, она лилась из глубокого пореза на лбу, попадая начальнику экспедиции в глаза.
— Вы ранены! — выдохнул я. — Где доктор? Доктора сюда!
— Отставить! — скрипнул зубами Шпырев.
— Пли! — скомандовал артиллерийский офицер. Наша кормовая башня снова изрыгнула огонь. Резко подалась назад и неторопливо вернулась обратно, влекомая мощными гидрокомпенсаторами.
— Есть попадание!! — доложил дальномерщик. — На неприятеле пожар!
— Каланча?! Почему носовые орудия молчат?! — напустился Шпырев на кавторанга.
— Угол обстрела не позволяет, Ян Оттович…
— Так меняй курс! Эй, у штурвала, поворот на восемь румбов!!
Рулевой резко переложил руль. Генри схватился за переборку, а я — за Вывиха.
— Потише! — крикнул тот. — Кали вам под ребра, Персей!
— По врагам трудового народа! — рявкнул Шпырев. — Смерть буржуйскому отродью! — смахнув бескозырку, начальник экспедиции швырнул ее под ноги на палубу.
«Сверло» закачался, когда к хору кормовых орудий подключилась установленная на носу батарея. Из рубки было отчетливо слышно, как гудят элеваторы, доставляя заряды в башни. Правда, первые залпы дали недолет, но затем артиллеристы подкорректировали прицел, и дело пошло. Последствия сказались незамедлительно. Один из наших снарядов попал прямо в шпилевое отделение, разворотив неприятельскому крейсеру нос. Тот сразу потерял ход, ткнувшись изуродованным рылом в Амазонку. Затем над палубой взвилось облако густого дыма, на рострах и спардеке занялся пожар.
— Так его, суку! — процедил Сварс.
— Продолжать огонь! Распорядился Шпырев. — Каланча?! Скажи, чтоб по радиомачте всандалили, надо ему плевалку заткнуть!
Указание начальника было выполнено незамедлительно. Еще пару залпов, и радиомачта с треском полетела в воду. Затем один из снарядов поразил амбразуру носовой артиллерийской установки, и она взорвалась. Многотонный бронированный колпак полетел вверх, как диск для игры в фрисби. Жадные языки пламени выскользнули из носовых казематов. Сопротивление прекратилось, вражеские пушки умолкли, преследовавший нас крейсер начал медленно погружаться в Амазонку с дифферентом на искалеченный нос. Уцелевшие члены экипажа, оставив борьбу за живучесть корабля, гроздьями прыгали за борт. Но, это обстоятельство нисколько не смутило Шпырева, наши орудия продолжали молотить по объятому огнем судну.
— Так их, скотов! — пританцовывала в каком-то жутком экстазе Эльза Штайнер. Я не видел, когда
— Когда враг не сдается, его уничтожают, юнга, — процедил Шпырев, заметив состояние моего мальчика. На смену восторгу, охватившему его в начале боя, пришел ужас.
— Разве он не сдался? — пролепетал Генри.
— Видишь где-то белый флаг, сынок?! — прищурился Шпырев.
— Никак нет, сэр, но…
— Сэра забери себе, — Шпырев обернулся к старпому. — Стоп машина! Торпедные аппараты к бою! Сейчас мы им ангельские крылышки приделаем!
Двигатели «Якова Сверла» заработали враздрай, разворачивая эсминец носом к пылающим обломкам крейсера. Жирный шлейф дыма поднимался к небу под углом, пачкая сажей восхитительную лазурь. Над рекой образовалось что-то вроде тучи.
— Первый и второй носовые аппараты — товсь!
— Первый, пли!
Вода была мутной сама по себе из-за поднятых нами волн, раскачавших Амазонку как чашку с бульоном. Поэтому я заметил реактивный след от торпеды, лишь, когда до взрыва оставались считанные секунды. Она поразила крейсер точно в бок, где-то между тридцатым и сороковым шпангоутами. Полыхнуло так, что мне довелось прикрыть глаза. Веером полетели обломки.
— Второй, пли!!
На наших глазах обреченный крейсер медленно, будто нехотя, разломился напополам. Словно размокшая в луже воды краюха хлеба. Носовая часть, и до того полузатопленная, практически сразу отправилась ко дну, выбрасывая на поверхность громадные желтые пузыри. Корма еще какое-то время торчала над поверхностью, задрав к небу остановившие бег винты. Их, к слову, оказалось аж три…
— Шлюпки спускать будем? — вполголоса осведомился Каланча.
— Еще чего! — огрызнулся Шпырев. — Малый ход! Пулеметные расчеты к эрликонам!
— Послушайте, господин Шпырев… — начал я.
— Молчать, — процедил начальник экспедиции, а потом, словно чуть опомнившись, добавил: Партия и лично товарищ Дзержинский поручили мне ответственную задачу, и я выполню ее любой ценой, даже если для этого, блядь, придется закрасить всю эту сраную речку томатным соусом!
— Но…
— Не время с врагами цацкаться, — добавил Шпырев, глядя на меня исподлобья, как выпущенный на корриду бык. — Разговоры окончены, товарищ путешественник. Юнга? Как у тебя с картиной?
— Рисую, — промямлил Генри, — вот… — он показал на мольберт, который так и держал подмышкой.
— Молодец, — похвалил Шпырев чуть спокойнее. — Вывих?
— Слушаю, Ян Оттович.
— Ключ от пирамиды, доставленный на борт товарищем путешественником из Англии, сдать на хранение капитану Каланче!
— Позвольте, — проговорил я, сообразив, что он говорит о Мэ, а о чем же еще? Вспомнил сразу же вчерашнюю фразу Эльзы Штайнер об упражнениях ее брата Руди, обещающих снабдить швейцарского ученого ключом от Колыбели, который нельзя ни отнять, ни украсть… — Позвольте, Ян Оттович…