Нравственный образ истории
Шрифт:
Урон от Эдигеева набега был огромный, и всё же дани с Русских ордынцы не получили. Они совершили ещё одно внезапное нападение на Владимир (1411 г.) с великой кровью, грабежом, пожаром; но в дальнейшем отношения с татарами стали складываться по-новому. Безысходное иго сменилось напряжённым противостоянием равносильных сторон.
Заря над Русью разгоралась всё ярче и пламенела не только войнами, но блистала уже и мирным сиянием.
Деятельный исихазм, как новое направление православной духовности, зародился на Афоне. Основал его, мы помним, Великий Святитель Григорий Палама. Соединив молитвенное созерцание с борьбою в защиту веры, паламиты привнесли исихазм во все области жизни, в том числе и в искусство. В конце XIV века в Москву прибыл из Византии дивный иконописец Феофан Грек. Последователем его мастерства на Руси стал Преподобный
Называть это чудо «Русским Возрождением», как принято у современных искусствоведов, по меньшей мере некорректно. Иконопись Феофана и Андрея Рублёва не нуждается в сравнении с западным ренессансом. Художники-исихасты ничего не возрождали. Они творили всё заново, молитвенно призывая благодать Божию на свой смиренный труд. И святые лики, исполненные ими, действительно излучали Фаворский свет.
До сих пор исследователи не могут постигнуть тайну той непревзойдённой гармонии цвета и композиции, что отличала русскую икону начала XV века. Учёные спорят, фантазируют, но соглашаются в одном: ни Феофан Грек, ни Андрей Рублёв не писали этюдов с натуры, не порочили святыню копированием грешной плоти, как это делали итальянские возрожденцы.
Сам Феофан вспоминал, что он «никогда не глядел на существующие образцы». Но «в духе своём постигал отдалённые и умственные вещи, в то время как духовными очами созерцал духовную красоту».
Творчество русских иконописцев XV века, замечает церковный историк прот. Иоанн Мейендорф, «говорило современникам о единении с Богом как о главном содержании человеческой жизни: их искусство, как духовность и богословие исихастов, стремилось показать, что такое соединение возможно, что оно зависит как от Божественной благодати, так и от человеческого желания достигнуть его... Определение этого духовного движения как "тормозящего консерватизма" [в чём гуманисты по сей день обвиняют и Св. Григория Паламу и всю Православную Церковь] может основываться лишь на подсознательном убеждении... что "прогресс" возможен лишь при секулярном [обезбоженном] понимании человека».
Это тот самый пресловутый гуманистический «прогресс», который разрушает нравственность и ведёт человечество к вырождению, толкая мир в пропасть антихристова царства.
Эпоху расцвета Святой Руси «прогрессисты» именуют не иначе, как «мрачным средневековьем». Их злую досаду можно понять. Все происки агентов папизма, иудаизма, гуманизма (что по сути едино) в средневековой Московии терпели провал, хотя попыток растлить Россию и втянуть её в унию с латинством было предостаточно.
«Да исповедятся Тебе, Господи,
вси царие земстии»
Подъём искусства и ремёсел в годы правления Василия I не был случайным. Сам великий князь немало преуспел в ювелирном и чеканном мастерстве. Меж государственных забот, на досуге, он ковал золотые пояса и другие украшения, отделывал их жемчугом и самоцветами. При его содействии развивались литейное, оружейное производство, росло строительство. Церковное зодчество достигло высочайшего уровня. В 1405 году святой иконописец Троице-Сергиевой Лавры Андрей Рублёв расписал только что возведённый Благовещенский Собор Московского Кремля. За собором на башне великокняжеского дворца мастер с Афона Сербин Лазарь установил первые в России часы с боем (1404 г.). Механический человек на часах ударял молотком в колокол, «разумея,– говорит летописец, - и разсчитая часы нощные и денные... сотворенно есть человеческой хитростью, преизмечтанно и преухищренно».
Выдающимся художественным памятником той эпохи является «большой саккос» (архиерейское облачение) митрополита Фотия (1408-1431 гг.). На сем замечательном произведении русско-византийской вышивки шёлком в центре изображён Христос («Сошествие во ад»), а слева и справа от образа Спасителя в полный рост выполнены фигуры земных владык Москвы
Здесь надо заметить, что в Царьграде все союзы (кроме унии с Римом), все династические браки императоров толковались в смысле вассального подчинения им остальных православных государей, а митрополитов всея Руси (в основном, из греков) ставил Константинополь. Славянам упорно внушали мысль о превосходстве Византийского престола и главенстве «Вселенского Патриархата».
Когда от державы ромеев осталась одна лишь столичная область, а её царь стал данником турецкого султана, когда Болгария и Сербия уже имели собственных патриархов, и даже ряд греческих церквей в независимых областях сделались автокефальными (самостоятельными), Русь-Россия с удивительным смирением хранила верность «византийскому единству». Все церковные постановления Царьграда строго выполнялись, а милостыня, за которой греки регулярно ездили в Москву, подавалась им, словно дань. Доброту и преданность Русских в Константинополе ценили и умело использовали. Стиль документов, вырабатывавшихся патриаршей канцелярией специально для России, непременно подчёркивал высочайшее значение Второго Рима, как «центра Христианского мира», хотя время его главенства подходило к концу.
Титул «вселенского патриарха» был присвоен архиепископу Константинополя в IV веке. Затем, уже в XI столетии, он представлялся званием «всеобщего судьи», «отца и учителя вселенной», что потом часто звучало в прениях византийских законников с законниками Ватикана. Те, как известно, выше всех превозносили своего понтифика. Россия же, просиявшая сонмами собственных святых, у цезаре-папистов в расчёт не шла. Ни Святой Иларион Киевский (XI в.), ни Святители Московские Пётр и Алексий (XIV в.), бывшие митрополитами из Русских, в своё время ещё не могли создать преемственности чисто национальной Церкви. Традиция безусловного подчинения митрополии Царьграду держалась прочно.
При этом права Константинопольского патриарха на единовластие в Христианском мире (так же, как «права» папы) не имели основания в церковных канонах. Права эти были записаны в тексте «Эпанагоги» (юридического свода IX века), где говорилось: «Патриарх каждой области несёт ответственность и заботится о всех митрополиях... Но занимающий константинопольский престол... может решать вопросы, касающиеся других престолов».
«Эпанагога» - документ государственный, гражданский, стало быть, временный, в отличие от вечных догматов Апостольской Церкви. Это понимали и сами византийцы. Так, в XI веке Никита Анкирский писал со ссылкой на Святых Отцов: «Каждый епископ называется "патриархом"... поскольку все епископы суть учителя, отцы и пастыри; ясно, что не существует специальных канонов для митрополитов, отличных от тех, которые относятся к архиепископам и епископам. Ибо возложение рук одно для всех».
Пока на Руси не было собственного митрополита, в отношении Киева, как «варварской епархии», действовал 28-й канон Халкидонского Собора (451 г.), который даровал архиепископу Константинополя (Нового Рима) право совершать поставления митрополитов в провинциях империи. Ссылаясь на него, ещё в XII веке византийские канонисты Зонара и Вильсамон писали: «Русские - это варвары, подчинённые диоцезу Фракии, поэтому их епископы должны ставиться патриархом Константинопольским». Но о более древнем каноне (34-ом правиле Святых Апостолов) эти толкователи не упоминают. Между тем, 34-й Апостольский канон гласит: «Пусть епископы каждого народа выберут из своей среды первого и пусть считают его своим главой и не делают ничего без его ведома». Как видим, о назначении национального митрополита патриархом другой страны здесь речи нет. Когда Русь стала самостоятельной митрополией, и в областях её появились местные архиереи, 34-й канон в отношении Русской Церкви вступил в полную силу.