Ныряльщица
Шрифт:
— Да.
— И она человек. — Мам глубоко вздыхает, словно пытается осознать всю глубину моих слов. — Это ужасно.
Такого я от матери не жду. Хотя чего я, собственно, хотел? Она въерха.
— Ужасно, что она человек? — бросаю я, и разворачиваюсь, чтобы уйти.
Но мама перехватывает меня за руку.
— То есть печально, — исправляется она. — Потому что наше общество не одобрит подобные отношения.
— Ты хотела сказать — отец их никогда не одобрит.
— И это тоже.
— Мне плевать!
Говорю, и осознаю,
— Будь осторожен, сынок, — качает головой мама и целует меня в щеку. — А я поддержу тебя в любом случае.
От ее слов становится тепло.
Я буду осторожен. Буду очень осторожен.
Осталось только заставить Мэйс признать, что ее влечет ко мне с той же непреодолимой силой, как и меня к ней. И если я не ошибся, она никуда от меня не денется. А в остальном…
Чтобы быть с Вирной, мне нужно преступить все законы Ландорхорна.
Или изменить их.
Глава 29
Разговоры о нас
Вирна Мэйс
Утро началось с того, что Н’етх поддержал нашу инициативу. Его вдохновила идея, что мы с Кьяной рассмотрим легенду с двух сторон, и еще больше вдохновило, как мы хотим это сделать. Рассказать две альтернативные версии, которые могли бы иметь место, как если бы это дейсвительно были исторические события.
— Сейчас мало кто из студентов подходит к делу настолько творчески, — произнес он, — после занятий подойдите ко мне на кафедру за рекомендациями по литературе.
В общем, как-то так получилось, что мы с Кьяной и Харом сели вместе. Хар, к слову, выглядел гораздо более довольным, чем еще пару дней назад, из чего я сделала вывод, что их с К’ярдом примирение состоялось. Меня это радует, а еще радует, что я наконец-то возвращаюсь в «Бабочку»: Дженна вчера сказала, что в клубе меня очень не хватает. Вообще я чувствую себя настолько отдохнувшей и сильной, что меня не смущают даже ночные смены. Начинаю подумывать о том, чтобы снова вернуться на работу и на неделе, не только по выходным.
Тренировка с Вартасом будет утром, а пока… пока что мне не дается только бассейн, но с этим я тоже справлюсь. Я со всем справлюсь, постепенно. Странное, волшебное окрыляющее чувство, которое для меня непривычно, но оно мне нравится.
Именно поэтому я сижу и улыбаюсь, слушая Н’етха. Ровно до тех пор, пока из-за спины не раздается ядовитое:
— Это сейчас модно, та разве не знал? Общаться с людьми.
Улыбка сбегает с лица, я оборачиваюсь: двое парней-въерхов ухмыляются, глядя на меня. Следом оборачивается Кьяна и уже собирается что-то сказать, когда Хар выразительно смотрит на комментаторов. На этот раз уже с их лиц сползают улыбки.
— Студенты! Я был бы очень вам благодарен, если бы мы вернулись к занятию, —
— Мы на занятиях, — сообщает Хар, глядя на него. — Я могу дословно повторить все, что вы только что говорили, ньестр Н’етх.
— Уверен, что можете, — он улыбается. — Но постарайтесь так же внимательно меня слушать, сидя лицом ко мне. И вам не сложно, и мне приятно.
По рядам проносится смех, Кьяна тоже смеется, и я улыбаюсь. Риардан Н’етх — один из самых приятных преподавателей в Кэйпдоре, он молодой, и действительно горит предметов, который ведет: «Легенды и мифы старого времени».
Лекция продолжается, и я только-только успеваю сосредоточиться на словах Н’етха, когда мне на тапет падает сообщение:
«Ты меня поцеловала».
От неожиданности чуть не роняю перо, глядя на выскочившую строчку. Щеки вспыхивают, я кошусь на Кьяну, но она, кажется, увлечена лекцией. Сама не знаю зачем (по-хорошему, мне стоит последовать ее примеру), пишу ответ:
«Я тебя спасала».
«И разумеется, поцеловала меня ты только поэтому».
Это даже не вопрос, а утверждение, с которым я понятия не имею, что делать. В тот момент я действительно поцеловала его, чтобы сохранить его тайну, но мне это нравилось. Нельзя отрицать очевидный факт, мне нравится целоваться с К’ярдом.
Мне. Нравится. Его. Целовать.
Наверное, если почаще повторять это про себя, я даже перестану краснеть, когда об этом думаю. И уж тем более перестану краснеть, когда вспоминаю, как его губы касаются моих.
М-м-м, нет.
Это определенно не то, о чем стоит думать на лекциях.
«У меня лекция», — пишу я.
«У меня тоже».
«Вот и пиши лекцию».
«Лекции — это скучно. Гораздо интереснее думать о тебе».
Я дергаюсь так резко, что Кьяна удивленно смотрит на меня, спрашивает еле слышно:
— Все в порядке?
— Все хорошо, — отвечаю так же шепотом и выключаю дисплей.
Тапет жужжит. Снова.
Снова и снова.
Кьяна снова на него косится:
— Тебе кто-то пишет? Что-то срочное?
— Нет, ерунда, — я выключаю еще и вибрацию, после чего внимательно смотрю на Н’етха и на голограмму мифического сражения: молнии ударяют в бушующее море, а колесницы богов несутся над ним, чтобы сойтись в схватке.
Что-то они там не поделили, и я даже помню, как преподаватель об этом говорил, но не помню, что. Я вообще ни на чем не могу сосредоточиться.
Все-таки включаю дисплей.
«Не молчи, синеглазка».
«Синеглазка, не молчи».
«Ладно, я понял, ты настолько счастлива, что просто не находишь слов».