О-3-18
Шрифт:
— Но разве ты не будешь делать что-то лучше, если вокруг все будут относиться так, как ты того заслуживаешь?
— Последнее, чего я хочу от Всемирья, это чтобы все ко мне относились как к детективше. Хватит. Это тупиковая тема.
— А слово «художница» тоже раздражает?
Ради Всемирья, только не художники…
— Нет.
— Почему же? Тоже ведь подчеркивается, что речь о девушке.
— Пусть подчеркивается хоть тремя косыми линиями. Я не художник.
— Ага, значит, ты и тут видишь несправедливость?
— Я
— Вообще-то некоторые художники очень богаты и умны.
— И это удивительно, учитывая, что они рискуют своей жизнью только во время пьянок.
Сомнительный довод. Опасности подстерегают художников не только в бутылке. Еще им довольно опасно оставаться в одной комнате с бритвами и любыми острыми предметами, могущими выразить страдания чуткой души.
— Неужели только риск заслуживает оплаты? А как же интеллектуальный труд?
— Вау, кто-то умеет думать головой! Я ему обязательно похлопаю, если к концу жизни останусь при руках.
Скорее всего останешься. Не переживай, детектив.
— Ты очень странно видишь жизнь. Как будто все происходящее — война.
— Потому что жизнь — и есть война. Надо быть наготове.
— А чего ты тогда в Освобождении, а не на фронте?
— Зачем мне на фронт? Кто будет защищать задницы местных пацифистов вместо меня?
Ну что за вопрос? Мамочка, например.
— Разве их надо будет защищать, если все милитаристы пойдут на войну?
— Конечно надо будет. Вы ж все равно найдете, кого добесить, чтобы получить по башке. Пацифисты неисправимы.
— Это угроза?
Еще какая.
— Скрытая. Считай, что еще повезло. Другого я бы стукнула сразу.
— Ладно. То есть, ты баба с яйцами, которая считает, что в мире есть только война и нужно бить каждого несогласного. Странное мировоззрение, как для детективши.
Шайль пожимает плечами и закуривает.
— Странно думать о какой-то херьне в семнадцать лет. А быть гражданином с активной силовой позицией — не странно.
— А тебе-то сколько? Ну? Лет тридцать, что ли?
— Ха-ха-ха! Нет, всего лишь двадцать один.
— Что должно случиться за четыре года, чтобы девушка начала носить мужскую одежду и считать, что убийства необходимы?
А почему ты думаешь, что в жизни Шайль когда-то было по-другому?
— Ничего не должно случиться. Я просто волколюд, — Шайль косится на довольно женственный наряд спутницы. — А ты, судя по всему, изнежившаяся милка, которой никогда не ломали руку просто ради веселья.
— Тебе ломали руку ради веселья?
— Нет. Это я ломала.
Надин замолкает, и Шайль с облегчением выдыхает дым. Скоро они спустятся в О-2. Нужно настроиться.
***
В одном месте на дороге образовался
Шайль вынимает револьвер, идет первой. «Левиафан» дружелюбно смотрит вперед. Стоило девушке высунуться — как ее встретило несколько стволов. Небольшой калибр, четырехзарядные винтовки «Шпала» с продольно-скользящим затвором. По сути, это братья той винтовки, которая встречала Шайль у входа к «ВолкоЛЮДАМ». Вот только перед ней сейчас явно не собрание пацифистов.
— Оп-па, какая красавица к нам катится, — широко ухмыльнулась девчонка, не отнимая щеки от приклада. — Чё хорошего расскажешь?
Три девки, два парня. Внешность стандартная — черные волосы, клыкастая ухмылка, блестящие глаза. Сытые. Одеты вразнобой, но на плечах одинаковые красные ленты.
Шайль как ни в чем не бывало сует револьвер в кобуру.
— Вы еще тут, хорошо, — кивает, оборачивается к проходу. — Эй, долго ждать? Дав-вай сюда!
Свора растерялась. Но не стоявшая впереди всех девка.
— А я тя знаю?.. — спрашивает, отшагивая ближе к остову грузовика.
Небольшой огонек, разведенный прямо так, на дороге, продолжает дрожать в окружении волколюдов. Его свет легко теряется в огнях фонарей.
— Конечно не знаешь! — удивляется Шайль. — Я только из О-3.
— И чё?
Надин выбирается из прохода и замирает, глядя на направленое оружие. Две «Шпалы» по-прежнему смотрят на незваных гостей. Владелец третьей винтовки расслабился: дальше чай распивает.
— Короче, — Шайль развязно кладет руки на плечи перепуганной Надин и выводит перед собой. — Вот эта сестрица очень просилась куда-то поближе к движу. Она вообще сопливая, хочет заматереть.
— Погодь… — девка мотает головой, чуть опустив «Шпалу». — Я ж г-рила, что нам никто не нужен, мне четверых хватает. Чё за будняк?
«Значит, здесь все, кто есть на посту», — мелькает в голове Шайль.
— Да хрен знает. Сказали идти сюда. Мол, на дороге есть классная чувиха, которая любого натаскает так, что больше не захочется.
— Ёпт, да нах мне кого «таскать»?
Винтовка окончательно опускается, а девка начинает злиться. Хмурится, взмахивает рукой.
— Здесь чё, ясельки?
— Видимо, — улыбается Шайль, толкая Надин в спину. — Представься, чё стоишь?
Семнадцатилетка слишком напугана даже для ходьбы, из-за чего почти спотыкается; про разговор вообще нечего и думать.
— Я… э-э… — нервно сглатывает, боязненно оглядывая собравшихся у костра.
— Ясно, лядь. О-ху-и-тель-но, — обессиленно комментирует девка, упирая ладонь в пояс. — Да как ты вообще родилась, если ссыкуха такая? Назовись! Имя же свое знаешь?