О-3-18
Шрифт:
— Третий этаж, налево после лестницы, по правую руку от вас.
— Au revoir, — салютует детектив. — Allons-y Nadine.
«До свидания. Идем, Надин».
Несмотря на то, что Шайль знает французский не так хорошо, как ее опекун, — Кузо, — произношение вполне неплохое. Надин улавливает жест Шайль и торопится следом, чтобы поскорее скрыться от неуютных взглядов людей. Администратор лишь качает головой, провожая взглядом странную парочку.
— Надо выпить, с меня хватит, — вздыхает мужчина, опускаясь на мягкий табурет. — С каких это пор собаки
Администратор изучает подпись, пытаясь ее вспомнить. Вдруг в отель пожаловала одна из немногих волколюдских знаменитостей, а он почти что нахамил? Несмотря на забвение, настигшее все страны, французский считается языком интеллигентов, и его должна знать каждая уважающая себя публичная личность. И тем не менее, подпись незнакомая. Хоть убей. Значит, над мужчиной просто поиздевались. Уличнаяпсина решила вбить себе в голову парочку стандартных фраз, чтобы насмехаться над приличным обществом. Другого объяснения нет.
Администратор окидывает взглядом холл и достает из-под стола бутылку виски. Легким движением плещет янтарную крепость в стакан и быстро выпивает. Осталось недолго, последняя доля ночи. Потом наконец-то отдых.
***
Дверь номера закрывается щелчком. Надин падает на широкую двуспальную кровать, зарываясь носом в пышную подушку. Шайль неторопливо снимает со своих уставших плеч куртку.
— Они как будто в другом мире живут, — хнычет Надин, и звучит это глухо из-за тканевой преграды.
— А как иначе? Стена высокая, солдаты бдят, — детектив вешает куртку на стойку для одежды. — Ты расстроена?
— Конечно же да, — вспыхивает девчонка. — Умерли люди, город сходит с ума, а здесь все тихо и спокойно!
— Это нарушает твое идеальное представление мира? — Шайль опускается на мягкую кровать и кладет ладонь на плечо Надин. — Не расстраивайся. Не стоит того.
— Я просто не ожидала, вот и все. Думала, в О-1 понимают серьезность ситуации.
— Понимают. Людей на улицах мало, в холле почти никого…
— Сейчас ночь.
— Даже ночью кто-то бодрствует. Это лучшее время, чтобы помечтать.
Шайль тянет за воротник куртки Надин, помогая ее снять. Небрежным движением закидывает на стойку для одежды. Зевает.
— Зачем мы вообще здесь остановились? — девчонка перекатывается на бок и подпирает голову ладонью. — Это ведь самый дорогой отель в Освобождении.
— Ты не рада? Когда еще удастся почувствовать себя принцессами? — скалится Шайль, заваливаясь на подушку рядом с Надин. — Нам в любом случае надо отдохнуть. Мои ноги не выдержат еще несколько долей активности.
— То же самое. Я про-о-осто умираю. Даже с кровати не поднимусь.
— Даже ради душа со мной? — ухмылка детектива более чем провокативна.
— Поверь, даже ради этого. Сил нет.
— Скоро принесут мясо.
— «Мясо»?..
— Ну да. Ты думаешь, я нас голодными оставлю?
— Без
— Это О-1, малышка. Тут все цивилизованы, едят когда хотят. Если деньги есть. А еще тут целая куча охраны.
— Я никого не видела.
— А зачем их видеть? Нам достаточно громыхнуть достаточно громко, чтобы сюда сбежалась кучка здоровяков с транквилизаторами наготове, — Шайль потягивается, похрустывая суставами, и повторяет. — Это О-1…
Девушки замолкают, прислушиваясь к редкому тиканью настенных часов. Оно размеренное, но между щелчками механизма проходит некоторое время. Стрелка медленно ползет к концу ночи.
Уют. Тишина. Покой. Номер просторный, все в тех же красно-золотых тонах. На прикроватной тумбочке стоит дорогая пепельница. Если ее украсть и продать, получится отбить четверть стоимости номера. Вот только вряд ли кто-то решится обворовать отель «Премиум». Легче сразу пристрелиться. Об этом сообщает документ, подписанный Шайль. Не прямо, но намеком: «Я обязуюсь нести ответственность за вещи в моем номере и в отеле в целом. Я обязуюсь оставить комнату в том виде, в котором она была до моего въезда. Я обязуюсь отвечать перед лицом администрации отеля и закона в целом в случае нарушения перечисленных выше пунктов». И еще десяток «обязательств», «обещаний», «клятв» и прочей бюрократической херьни.
Шайль тянется к пепельнице. Ее легко спутать с обычной статуэткой — изящная девушка, облаченная в тунику, держит над головой чан. Работа из металла. Тяжелого, дорогого.
— Красиво, — задумчиво оценивает Надин.
— Бесполезно, — пожимает плечами Шайль, пристраивая статуэтку на кровати возле живота.
Пачка сигарет издает приглушенный бумажный щелчок, зажигалка — звонкий металлический. Детектив затягивается, выдыхая дым в потолок. Первая щепотка пепла падает в чан после тихого постукивания.
— Откуда ты знаешь французский?
— Меня учили ему все детство. Ну, когда умудрялись поймать дома. Я была непоседой.
— Волколюда учили французскому?..
— Ну да. Тоже удивляюсь. Но бромпир был серьезно настроен сделать из меня приличную даму. Почти получилось даже. Если бы не военная подготовка, которая заменила манеры дисциплиной.
— Честно говоря, не особо ты похожа на дисциплинированного солдата.
Надин подползает к Шайль, утыкается лбом в плечо девушки.
— А на кого похожа? — спрашивает детектив. — В прошлый раз ты сказала, что я… как там? «Баба с яйцами»?
— О нет, не напоминай…
Надин краснеет и прячет лицо в одеяле. Шайль смеется и меняет тему:
— Ладно, лучше скажи, почему Гэни выбрал тебя.
— В смысле?.. Кем выбрал?
— Разведчиком. Шпионом. Гонцом. Даже не знаю, какое слово подобрать.
— А, ты об этом. Он не выбирал. Я сама вызвалась, — Надин переворачивается на спину. — Я ведь в его общине давно. Много общалась с разными волколюдами. Когда прошел слушок о препарате, который пробуждает зверя, я стала вынюхивать.