О-3-18

Flora Macer

— Он хорошо стреляет… — сдавленный голос Надин почти жалок.

Шайль пытается восстановить картину произошедшего. Дверь в подъезд закрыта — люди обратились в своих домах? Начали охоту на еще живых? Что ж, хозяин этой квартиры дал уродам по зубам.

— Почему ты жила не с ним? — Шайль заглядывает в другую комнату, но там только следы борьбы.

Стол перевернут, за ним ничего. Один из стульев разломлен на куски.

— Не хотела быть обузой, — признается Надин, следуя за детективом.

Девчонке

не хочется первой увидеть случившееся. Но, кажется, она о чем-то догадывается.

Шайль доходит до последней двери. Та тоже распахнута внутрь, как и остальные. Но на ней — следы когтей. А внутри неясный силуэт тел. В полумраке плохо видно.

— Можешь включить свет? — просит Шайль, цепляясь за дробовик обеими руками.

Надин хлопает в ладони. Кристаллы загораются и в коридоре за спинами, и в комнате. Шайль вздыхает, опуская дробовик. Разве могло быть иначе?

Тело хищника лежит на теле человека. У обоих смертельные раны, давно переставшие кровоточить. Парень все еще сжимает рукоять ножа, воткнутую под череп зверю. А клыки того впились в глотку юноши, очень похожего на Надин.

— Спокойно, — просит Шайль, свободной рукой обнимая девчонку и заставляя ее уткнуться в плечо. — Он крутой, просто не повезло. Никому не везет все время.

Надин не плачет, не шевелится. Это плохо. Шайль выводит ее в единственную чистую комнату. Торопливо поднимает уцелевший стул и усаживает девчонку. Опускается на корточки перед ней, заглядывая в глаза.

Пустые.

Детектив вздыхает. Никому не везет во всем. И сейчас не повезло Шайль. Но придется с этим разбираться, прямо сейчас.

Дробовик глухим ударом опускается на пол. Рюкзак соскальзывает с плеча, из него с грохотом вываливается «Шпала». Шайль не опасается шума. Он сейчас — одна из соломинок, которые помогут утопающему.

Девушка берет Надин за руки.

— Не надо молчать, — осторожно просит. — Выскажись.

Но девчонка молчит. Не моргает. Ни единый мускул не двигается. Только пальцы слабо дрожат.

Шайль хочется назвать это состояние «панической атакой». Но девушка не психолог. Она не имеет ни малейшего понятия, как помочь прямо сейчас.

— Эй… я рядом, — тихо напоминает Шайль, протягивая руку к щеке Надин.

Кончики пальцев касаются мягкой кожи.

— Ты ведь не помрешь сейчас?.. Хотя… конечно же не помрешь. Я тебе помогу. Все будет в порядке. Ладно? Скажи хоть что-то. Пожалуйста.

«Получится ли дойти до О-1?» — повторяется в голове, но Шайль не хочет думать. Она смотрит на Надин, пытаясь найти хоть какую-то подсказку. Их нет. Как понять ту, чье лицо ничего не выражает? И при этом Шайль понимает. Капельку. Она никогда не теряла по-настоящему близких людей, но отдаленно представляет, каково

это.

Сейчас Надин выглядит… красивой? Словно скульптура. Замершая, не сопротивляющаяся…

— Ну же, — Шайль опускает лоб на колено этой красивой статуи, пытаясь подобрать слова. — Мне жаль, что так все случилось…

Произведение искусства безмолвно принимает каждое слово, не оценивая его и не мешая говорить. И Шайль говорит. Говорит долго. Сначала о том, как жаль, потом о том, что виновные заплатят. Обязательно заплатят.

Детектив говорит, понимая, что значение слов вообще не имеет значения. Их не слышат. Понемногу монолог утекает куда-то в сторону, отделяется от реальности и становится бессвязным бредом уставшей Шайль.

— … я в детстве была совсем другой. Влезала в каждую драку, занималась паркуром. Это ведь круто, понимаешь? Я всегда хотела быть крутой, но это не особо-то получается. Иногда кажется, что чем больше стараешься, тем больше теряешь. Странно как-то.

Шайль вдруг чувствует прикосновение к затылку. Пальцы влезают в жесткие пряди, сжимают их, впиваются ногтями в кожу. Девушка поднимает взгляд — и встречает взгляд Надин.

— Ты в порядке? — девушка подбирается, отрывая затекшее колено от пола. — Ты жива, Надин?

— Помнишь мое имя, да? — тухло улыбается девчонка, и ее пальцы движутся от виска к шее.

Шайль подставляется этому прикосновению. Странному и нежному.

— Конечно помню, я за тебя башкой отвечаю.

— Ну да, — Надин наклоняется, и лбы девушек соприкасаются. — Отвечай и дальше. Я полагаюсь на тебя.

Шайль чувствует тяжелое дыхание подопечной. Чувствует голод и боль в ее теле. Но понимает все правильно. Поднимается, скидывая с себя нежность.

— Посиди немного тут. Я… разберусь хотя бы с телом.

— Мы можем все сжечь? — спрашивает Надин. — Поджечь квартиру?

Детектив замирает на пороге, задумавшись. Кивает.

— Это возможно. Ты хочешь?

— Да. Спалим все нахер. И пойдем дальше.

— Тогда поднимайся. В одиночку я такое делать не стану.

Надин бодро вскакивает со стула, бьет его ногой напоследок, отбрасывая к стене. Сплевывает и хватает Шайль за руку, выходя следом.

***

Горящие квартиры редко можно увидеть. В Освобождении почти никто не пользуется открытым огнем. Кроме… курильщиков.

Шайль стоит, любуясь языками пламени. Они чернят стекла квартиры на втором этаже, трещат деревом, лижут бетон. Тело брата — это огненный бутон, распустившийся в цветок пожара.

Надин рядом. Держит детектива за руку, глядя туда же. Пусть даже обе девушки сейчас легкая добыча, они все равно чувствуют тягу к наблюдению. Своеобразные похороны, за которыми нужно присмотреть.