o 496d70464d44c373
Шрифт:
– Я имею в виду, ты любишь антиквариат?
– Нет, это папа коллекционировал. Он очень любил мебель в стиле ар-
114
деко, все, что ты здесь видишь, в стиле ар-деко, даже настольные лампы и
ручки на дверях.
– Богато.
– Лавка старьевщика. Ар-деко довольно тяжелый стиль, какой-то
перегруженный. Я предпочитаю конструктивизм. Минимализма мне дайте.
– Ты не любишь эту квартиру?
– Почему? Наоборот. Я привык к
после смерти отца. Не променял на белые стены, белые полы и потолки,
белую мебель и по черной детали в каждой комнате, чтобы… хоть как-то
ориентироваться в пространстве.
– О’кей. Что-нибудь еще подозрительное?
– Чаю хочешь?
– Не стоит оставлять следы.
– Скучно-то как в этом детективе. Даже не расслабишься и не выпьешь
чашку чая в файф’о’клок.
– Работай давай! – в шутку прикрикнул на меня Диего.
Я в очередной раз прошелся по квартире. Ничего. Они, видимо, страстно
не хотели оставлять следы. Кто бы «они» ни были. На журнальном столике
около моей кровати стоял японский радиоприемник крохотных размеров,
обычно я использовал его в качестве музыкального будильника. Он был
подключен к сети.
Тут меня поджидала еще одна улика. Я включил радио и обнаружил, что
оно настроено не на мою любимую волну, а на какую-то вообще
несуществующую. 1017AM – только шуршание и какой-то тонкий, тихий
писк, напоминающий гул высоковольтных проводов.
Я позвал Диего.
– Здесь какая-то станция вещает?
– Ничего не знаю.
– Обычно я слушаю FM-диапазон, ну, может быть, только БиБиСи, но оно
на другой волне. А эту кто-то выбрал, случайно она возникнуть не могла. И
еще я бы не забыл отключить приемник из сети, куда-то уезжая.
– Добро пожаловать в клуб мнительных.
Больше в квартире найти ничего не удалось. Диего наставил Пашечку
смотреть в оба, сообщать обо всех гостях и подсаживать им проверенных
ребят на хвост. Затем вдвоем мы отправились в бар «Пекин», где уже
115
пятнадцать минут шел мой концерт. Видимо, я исполнял «Pack your
memories and leave» из репертуара Vaya Con Dios.
На новый гонорар помимо прочего я купил хороший охотничий бинокль.
Это произошло на следующий день после концерта, и уже вечером мне
представилась возможность наблюдать сгорбленную фигуру Тобольцева,
мелькавшую в окнах его квартиры около Яузы. Я следил за ним из
подъезда соседнего дома, только и успевая прятать громоздкий бинокль от
излишне подозрительных
Тобольцев был молод. Пожалуй, слишком молод для ответственной
работы на моих врагов. Или я себе льщу? Двадцать три, не больше,
только, наверное, закончил, юридический и сразу оказался в лапах
рэкетиров. Что-то в его сутулости и всклокоченных волосах говорило о
недовольстве собственной участью. Но я ему не сочувствовал, он мне не
нравился. Хотя бы из-за перспективы всю ночь ждать его в Порше, чтобы
проследить дальнейшие передвижения.
Окна в машине запотели. Я отогревал себя крепким чаем из термоса и
гитарным нойзом My Bloody Valentine. Где-то в восемь утра юрист выбежал
из подъезда, забрался в грязную Ауди и выехал на Бульварное кольцо.
Мне не следовало попадаться ему на глаза, мало ли какую еще роль он
сыграл в моей жизни, хотя его лицо казалось мне совершенно
незнакомым.
Я ожидал сопроводить Тобольцева до места работы и таким образом
выяснить, где могут заседать мои настоящие обидчики, однако планы
резко переменились, когда Ауди затормозила около Библиотеки им.
Ленина. Неужели этот придурок к тому же аспирант? Тобольцев,
действительно, направился к главному входу в библиотеку, размахивая на
ходу кейсом. На мою удачу, кроме свидетельства о рождении, из своей
квартиры я захватил и все остальные более или менее важные документы.
Среди них был и пропуск в Ленинку, который я так ни разу и не
использовал. Пока все складывалось на редкость удачно, и тем вероятней
становилась возможность какого-нибудь глупейшего прокола, вроде не
продленного пропуска или закрытой вечеринке в библиотеке.
Тобольцев сдал в гардероб плащ, поздоровался с кем-то на контроле и
116
бодренько побежал в недра здания. Особенно высока была вероятность
того, что я его потеряю, не замечу в каком-нибудь зале или столкнусь с ним
лицом к лицу в курилке. Не все же ему красоваться передо мной своим
прилизанным гелем затылком.
Мы остановились в читальном зале №3 – том самом, где героиня
фильма «Москва слезам не верит» высматривала себе жениха. Тобольцев
получил какие-то бумаги и уселся их изучать. На большом расстоянии это
напоминало схемы, но чего именно я определить не мог, к сожалению,
бинокль остался в машине. Фиговая из меня Муравьева. Совсем близко
подходить не хотелось.