o 496d70464d44c373
Шрифт:
Но проблемы только начались. В комнате царил страшный беспорядок:
шторы сорваны с петель, повсюду разбросанные вещи и перевернутая
мебель. А на раскладушке – японский флаг. Вернее, я принял это сперва
за японский флаг. На самом деле на раскладушке лежало неподвижное
тело, покрытое простыней. Огромное красное пятно посередине.
– Дорогие мои, напрягите мозги и вспомните, что делают в таких случаях,
–пролепетал я, думая, куда ставить
– Я вызову скорую и милицию, – предложила Вашингтон.
– Вполне резонно.
Мне не спать сегодня.
Комната мне сразу не понравилась. Размером она соответствовала кухне
на моей настоящей квартире. Радовали только два арочных окна и
салатовый с пожухшим серебряным узором цвет стен. Как выяснилось
позже, дом построили в 20-х годах, и краска на стенах, видимо, осталась с
тех времен.
Если установить где-нибудь в углу куст папоротника, получится вполне
сносно.
До приезда следователя я сидел на кухне. Странная квартира. Я впервые
видел коммуналку и впервые осознал, что в ней могут жить молодые люди.
Казалось, пережитки прошлого лишь для стариков.
Еще мне всегда казалось, что кто-то стережет меня, что где-то есть мой
ангел-хранитель, наблюдающий за каждым шагом и не позволяющий
вляпаться в дерьмо. Я действительно давно не наступал на собачье
дерьмо, с самого отрочества, наверное. Но после пробуждения в лесу, я
понял – ангела-хранителя у меня нет. Или больше нет. Скажем, если
раньше я знал, что не попаду под машину или не слечу под поезд в метро,
знал абсолютно точно, то теперь эта уверенность пропала. Я оказался
19
раним. Я один на один, и какой-то защиты извне не последует. Это не о
Боге. Я всегда был атеистом, и ангел-хранитель для меня – это не нечто
метафизическое, а скорее ощущение связи с остальным миром. Так вот,
эта связь утеряна. Может быть, навсегда. И теперь я вполне могу угодить и
в собачьи какашки и под машину. Я как будто познакомился с собственной
смертностью, как будто сам себе напророчил – ничего хорошего больше не
случится.
Кухня была темненькой и грязной, с блевотной закоптелостью на стенах
и потолке. Кружевной абажурчик на настольной лампе – не по-мещански,
но смешно. И все-таки уютно. Подоконник, на котором можно сидеть,
забравшись с ногами, затертый до дыр фотопринт Джоконды, наклеенный
на шкафчик.
Тараканы и воняет. Пельменями воняет.
Мое одиночество нарушила заметно повеселевшая Вашингтон.
– Видишь, не успел приехать, а приключения уже начались.
–
– Не переживай, тебе досталась очень уютная комнатенка.
– Как ты думаешь, милиция согласится оставить труп мне? Я использую
его в качестве элемента дизайна.
– Не рассчитывай.
– Жаль, это была очаровательная мысль.
Вашингтон осклабилась, показав золотые зубы. Все-таки я романтик, я
точно был уверен, что некоторые вещи, например, авоськи, больше не
существуют. Существуют.
– Ты мне нравишься, – неожиданно призналась Вашингтон.
Как ни смешно, но она мне тоже нравилась. Было в этой даме что-то
глубоко ироничное и умное. Наверное, само собой вырабатывается после
жизни в подобном месте. Или она знавала лучшие времена, имела
красивые зубы и салон в Петербурге. Но пала, пала.
– Кто была эта мертвая?
– Нелли? Жила тут с нами. Она приходится дочерью кому-то из
Архитектурного Совета Москвы, но это не помешало ей завалить экзамены
при поступлении в МАРХИ.
Я потом долго не мог сообразить, что такое в постояльцах квартиры №44
общее. Ответ пришел сам собой. Все они – Вашингтон, Борщик, Дэн,
20
Шурик и Ваня – некогда учились в Архитектурном институте, и, хотя
высшее образование получила только Вашингтон, все до одного считали
себя полноценными, но, к сожалению, невостребованными зодчими. Это я
потом узнал.
– Я никогда не любила эту Нелли, – доверительным тоном сообщила
Вашингтон, угощая меня чаем.
– А ты мне нравишься, я рада, что теперь здесь будет жить кто-то
молодой. Четвертую комнату недавно сняла милая девочка. Она еще не
въехала. Но вы вместе однозначно вдохнете в квартиру новую жизнь.
– Я не собираюсь здесь задерживаться. Я только переночевать.
– Я тоже когда-то так думала. Шесть лет назад.
А я все ждал, когда мне это скажут. Когда меня поспешат разочаровать и
напомнят простую истину – настоящие проблемы редко решаются за одну
ночь.
– Нелли была странной, - продолжила моя собеседница, – она вечно на
кого-то злилась. Еще любила воровать. Нагло так – спиздила у меня стул,
выкрасила в черный цвет и заявила, что это ее мебель и что я обозналась.
И кошка Нелли вечно гадила в чужих комнатах, в хозяйкиной – никогда, а в
соседних просто потопы какие-то устраивала.
– Ее убили?
– Нелли?
– Да нет. Кошка где? Ее убили?
– Не знаю. Пропала куда-то. Кошка вечно исчезала, когда у Нелли