o 496d70464d44c373
Шрифт:
заводились мужики. Обычно Нелли обслуживала наших мальчиков.
– Дэна?
– И еще двоих, что живут с ним в комнате – Шурика и Ваню.
– А с кем Нелли водилась до смерти? Ведь кошка так и не появилась.
– Ни с кем. Месяц назад Нелли заболела чем-то заразным и осталась
совершенно одна.
– Сифилис?
– Похоже на то. Перестала разговаривать, на кухне почти не появлялась,
а из комнаты ее несло, как из пасти дохлой гиены.
– Картинно.
– Неделю назад Нелли вдруг как будто воскресла. Ходила такая
сияющая, в комнате генеральную уборку провела, себя починила.
21
Мальчики даже заигрывать с ней стали.
– Так, наверное, у нее и появился новый мужчина.
– Я чувствую, куда ты клонишь. Тот, с кем она водилась до смерти, ее и
убил? Извини, но не тот теперь жанр. Нелли покончила жизнь
самоубийством. Вот увидишь, экспертиза так и скажет. И это логично.
Потерянные души, вроде нее, всегда так кончают.
Вашингтон достала из холодильника бутылку водки и тут же к ней
присосалась. А я понял, кто у нас на очереди.
Да, это было самоубийство. Участковый, бесконечно жирный и
откровенный параноик, внес меня в список подозреваемых, когда узнал,
что комнату Нелли собирался занять я. Видимо, как и все мы, насмотрелся
американских фильмов. Но на следующий день экспертиза сообщила о
самоубийстве.
– Почему вы решили здесь поселиться? – спросил он.
Каким-то фантастическим образом при этом запамятовал спросить
документы. Это и единственное, за что он мне понравился. Вашингтон
позже предположила, что районный участковый вообще не считает
жильцов и гостей квартиры №44 полноценными людьми с документами и
судьбами, а по лености, свойственной людям его комплекции, к тому же не
любит себя утруждать. И мараться.
Ненавижу милицию. Она как символ социума, от которого я бесконечно
далек. Я вне системы. Система этого не любит.
И я начал врать. Я физически не мог рассказать о случае в лесу, как
будто выгораживая своих обидчиков. Еще я выгораживал Валентина, не
мог допустить, чтобы моего любимого затянули в историю какой-то
сифилитички. Конечно, это было по-детски, наоборот, Валентин мог мне
помочь – но я сжал в кулак записку с его телефоном и готовился к пыткам.
– Мне нужны деньги, – начал я, – собираюсь сдавать свою
трехкомнатную квартиру, отсиживаясь в этой дешевке.
И плевать на последствия.
– Вы владеете трехкомнатной квартирой?
Я оценил построение вопроса и обратился к своей коронной роли.
Пустил слезу и признался:
22
–
выживать.
И приходится пользоваться чужой жалостью – участвовый смягчился и
на время оставил меня в покое.
Отец погиб, когда мне исполнилось семнадцать лет. Это было заказное
убийство, он что-то не поделил с партнерами по нефтяному бизнесу и
вскоре валялся нашпигованный пулями в коридоре нашей трехкомнатной
квартиры. Я не видел лица киллера, но все-таки на некоторое время ко
мне приставили телохранителя. Иронично, но приставили все те же
коллеги по папиному бизнесу. Год до совершеннолетия я прожил с
бабушкой, после чего непризнанная скульпторша отправилась за своим
сыном.
Мстить за смерть отца мне почему-то никогда не приходило в голову, а
скульптурой бабушки любой может полюбоваться на ВДНХа. Какая-то
краля с овечками. Если память не изменяет.
Совсем никому я не рассказывал, что радовался вынужденному
одиночеству. С определенного момента я престал нуждаться в людях,
способных служить мне совестью или идейным ориентиром в этом мире. И
с детства я искренне надеялся на самостоятельность и безнаказанность.
– Где вы были в момент убийства?
Вашингтон подмигнула мне, услышав этот вопрос.
– В чем вы меня подозреваете?
– Вопросы здесь задаю я, – еще одна причина моей ненависти к
правоохранительным органам.
– И все же во сколько произошло убийство?
– Еще не знаю, – участковый явно изображал из себя крутого спеца, но с
ролью не справлялся. – Где-то утром.
– Утром я был на даче, – ответил тихо.
– Кто-нибудь может это подтвердить?
– А вы не думали, что вместо алиби вам в первую очередь надо
интересоваться мотивами.
– На вашем месте я бы не умничал.
Вы и на своем не очень стараетесь.
– У вас был мотив для убийства? – спросил так, будто я сейчас брошусь
ему в ноги с признаниями.
23
– Нет. Не было.
– А с алиби, что у нас там?
– У меня крепкое алиби. Во время убийства я был на даче. Это может
подтвердить мой сосед.
– Телефон.
Я вспомнил.
– Он живет на даче. Там нет телефона. Он поссорился с родителями и
живет на даче. Могу сказать адрес – всего-то 150 километров от Москвы.
– Дайте телефон его родителей.
Участковый звонил из коридора. Я слышал.
– Позовите к телефону Колю… Что я не знаю? Я из милиции и хотел бы с