o 496d70464d44c373
Шрифт:
завернутый все в тот же плед.
– О, Господи! – вздрогнула Вашингтон.
– Вы мне льстите.
– Это тебя. Какая-то женщина.
– Спасибо.
Уж кого я точно не ожидал услышать этим промозглым утром.
– Здравствуйте, говорит Нина Владимировна…
Секретарша Валентина или кто-то там еще, уж не знаю, какие отношения
их связывают. Мисс Манипенни даже не потрудилась напомнить, откуда я
должен ее знать, с места в карьер вывалила на
приятного содержания:
– Валентин попросил с вами связаться. В данный момент он за границей,
так что не смог лично вам сообщить. Ваша квартира вам больше не
принадлежит.
Оптимистичный тон Нины Владимировны сбил меня с толку. Сообщение
о потери квартиры прозвучало так, будто я сам это заказывал. Так я ее и
спросил после продолжительной паузы:
– А простите, я не догоняю, я, что, сам попросил Валентина избавиться
от квартиры?
Нина Владимировна нетерпеливо сопела.
– Что за дерьмо в шесть утра? – моя реплика.
– Я не знаю деталей, – дамочка решила снизойти, – документы на
владение квартирой перешли в чужие руки. Вам квартира больше не
принадлежит, у нее новый хозяин.
31
– Речь не о собаке идет, вы понимаете? Моя квартира – это моя
квартира, – я еле сдерживался, чтобы не сорваться на крик.
– Я вас прекрасно понимаю.
Это такая равнодушная точка из четырех слов. Я почти ненавидел Нину
Владимировну – ее неспособность что-либо объяснить и ее абсолютную
непричастность к происходящему. Она сейчас в полном праве положить
трубку, и я останусь совершенно ни с чем. Правда, в клоповнике и с
соседями-алкоголиками, но без денег, документов, одежды, квартиры –
безо всего. Я перестану существовать.
– Валентин лично с вами свяжется, как только вернется в Москву.
Почему это не озарило мое сердце надеждой? Почему не прослышалось
слабое биение оптимизма? Ведь все складывается удачно, у меня даже
появился шанс встретиться с любимым. Что я безвозвратно утерял?
Отсутствие чего не позволяет мне если не радоваться, то хотя бы
вздохнуть с облегчением?
Это осталось в лесу, отвергнутое даже лосем.
Встреча с Валентином. Он позвонил мне утром через три дня, и мы
договорились о вечерней встрече в кафе Концертного зала им. П.И.
Чайковского. Себе на радость во время разговора я звучал вполне
надменно.
Весь день провел в эйфории. Носился по комнате, не находя себе места,
чаще обычного наведывался на кухню и отвешивал незаслуженные
комплименты соседям. Даже – о, боже! – напевал
услышанные по радио. В общем, за несколько часов до встречи я понял,
что у меня истерика. Тогда я тут же угомонился, лег на матрас и
разрыдался в подушку без наволочки. Именно потому, что на ней не было
наволочки! Валентин не решит моих проблем. Еще в отрочестве я понял,
что мои проблемы – это мои проблемы, и как бы порой не хотелось играть
роль слабой девочки, судьба приберегла для меня совершенно иное
амплуа. Лучшее, что мог дать Валентин – это совет. Но отсутствие
наволочки – какой все-таки мощный символ – и факт, что в ближайшие
месяцы она не появится, все-таки приводили меня в ярость, и я запросто
мог разодрать лицо любому, кто осмелился бы пристать с советами.
32
В дверь постучала Вашингтон. Она что-то хотела спросить, но мои
распухшие от слез, красные глаза переменили ход ее мыслей:
– Может быть, водки?
Я тут же согласился.
Изрядно налакавшись, расписал Вашингтон все злодеяния,
приключившиеся со мной с момента пробуждения в лесу и до
официальной потери квартиры. По-моему, она ничего не поняла. Она
только хлопала меня по плечу и повторяла:
– Прорвемся, товарищ.
С минуту мы молчали. Вдруг вспомнив о встрече, я буркнул:
– Мне даже одеть нечего.
– У меня есть одежда, – гордо призналась Вашингтон.
– Не сомневаюсь, только пореже об этом говори, а то я тебя убью.
– Не-а, одежда для тебя.
– С плеча Борщика ничего не приму.
– Мои вещи, – опять гордо растянула Вашингтон.
Мы сидели на огромном сундуке. В нем хранилась целая коллекция
одежды 30-х годов. Как потом объяснила Вашингтон, она нашла этот
сундук в подсобке квартиры и решила присвоить, потому что хозяин все
свои вещи забрал. Наверное, гардероб остался от предыдущих
владельцев квартиры №44. Может быть, именно тех, кто не брезговал
походами в баню.
Все это обсуждалось намного позже, после того, как мы отрезвели, а за
два часа до встречи с Валентином, я сказал: «Эта имнно та, чта мне нжно»
и стал копаться в древнем тряпье, как оказалось, исключительно дамском.
В 30-х нашей квартирой владела богатая и, наверное, влиятельная,
семья. Я мог судить только по женской ее половине – скорее всего это
была жена какого-нибудь партийного руководителя, одежду она покупала в
Париже и Лондоне и шила на заказ в московских ателье. Я выбрал