o bdf4013bc3250c39
Шрифт:
английскому. Матери она пока ничего не говорила, опасаясь, что та
воспримет это с глубокой печалью. Нет, конечно, она поймет, что для дочери
это большой шанс, но тем не менее очень загрустит. Так что огорчать ее
раньше времени совсем не стоит.
Что касается интимных встреч с Константином Генриховичем, то их у Зины
не было с того самого первого вечера. Уже будучи ассистентом кафедры, она, сидя как-то рядом с профессором на общем собрании преподавателей
института,
прошептала:
118
– Ты меня больше не хочешь?
Швец отпрянул от нее, покраснел, словно прикоснулся к раскаленной
сковороде, осмотрелся по сторонам и, набравшись решимости, прошептал:
– Давай не здесь.
Зина прыснула в кулак: она ведь и спросила-то его только так, из желания
хоть как-то досадить такому правильному, такому воспитанному и ученому. К
тому же их вялотекущий роман начинал раздражать ее все больше. После
собрания Зина, дождавшись Швеца на улице и увидев, как он выходит из
института, развернулась и пошла в соседний переулок, где он обычно
оставлял машину. Пройдя мимо нее, она быстро свернула за угол и стала
ждать. Через несколько минут из-за угла вывернул его автомобиль и
остановился рядом с ней. Она распахнула переднюю дверцу и плюхнулась на
сиденье. Швец прибавил газу, и машина рванула.
– Пристегнись, - сухо сказал он.
Она пристегнулась и долго думала, стоит ли заводить разговор сейчас или
лучше подождать и отложить его на неопределенное время, позволив
событиям развиваться своим чередом, а значит, не развиваться никак. Она
покосилась на Швеца – тот смотрел прямо перед собой и, кажется, не заметил
ее взгляда: они как раз преодолевали сложный участок трассы.
«В тот раз все так вышло, наверное, только потому, что жены долго не было
под боком, стосковался, бедняга, – думала Зина. – Теперь, когда она
вернулась, наверняка у них все в ажуре и он, как и полагается
добропорядочному супругу, уестествляет ее в положенное время. Однако
сластолюбие все точит, все искушает его: наверняка ждет не дождется, когда
уедет со мной в Америку… В конце концов это даже обидно: что я, запасная
какая-нибудь, что ли?.. Ну что же ты молчишь? – думала она, теперь уже
119
откровенно уставившись ему в висок. – Ну скажи же хоть слово, опровергни
меня!.. Эх ты, Любимка…»
И словно услышав ее мысли, он повернулся к ней (благо, что опасный
участок дороги они уже миновали) и сказал неестественно изменившимся
голосом:
– Понимаешь, придется все отложить…
–
– Ну… нашу поездку отложить.
– Ты не летишь в Америку? – удивилась она. – Тебе отказали?
– Да нет, в том-то и дело, что не отказали… Как бы тебе сказать…
– Говори прямо, чего уж там, - начала догадываться Зина.
– В общем, моя жена… она каким-то образом узнала, что я хочу взять тебя с
собой… ну и пригрозила, что устроит скандал на уровне института, если я
сделаю это… Хотя странно, мы ведь с ней давно чужие…
– И ты уступил, конечно? – на удивление спокойно поинтересовалась Зина.
Она давно уже была готова к чему-нибудь подобному.
– Интересно, а что я мог еще сделать? Отказаться от командировки? – он
раздраженно повысил голос.
– Ни в коем случае! – язвительно поддакнула Зина. – Не надо отказываться.
Но и голос на меня повышать тоже не надо. Она полетит с тобой?
Швец немного помялся, а потом обреченно кивнул:
– Да… Но ты не волнуйся, загранпаспорт я тебе все равно сделаю, как
обещал! – добавил он в свое оправдание.
120
– Останови машину, - усталым голосом попросила Зина. У нее словно камень
с души свалился. Огромный такой, тяжелый камень, который все ворочался
где-то у нее на плечах, досаждал ей, но никак не хотел упасть вниз. И вот
теперь упал!
– Останови, пожалуйста, - повторила она.
– Я довезу тебя до дому, - суетливо предложил он.
– Не стоит делать крюк, бензин-то дорогой. Тут вон троллейбусы ходят,
доберусь.
Он припарковал машину на троллейбусной остановке. Зина вышла, толкнула
дверцу, но он придержал ее рукой и виновато пробормотал из салона:
– Ты только не сердись на меня, ладно?
– Ладно, - шутливо бросила она. – Что ж на тебя сердиться-то, ты человек
семейный. Привет жене! – и легкой, раскованной походкой зашагала по
тротуару. Куда-нибудь, подальше от этого места!
В тот вечер, вернувшись домой после посещения кафе, Зина принесла с
собой бутылку «Столичной» и, таясь от матери, утирая нахлынувшие слезы, не закусывая выпила ее. Назавтра она не явилась в институт, как не явилась
туда и на второй день, и на третий. Целыми днями она сидела в своей
комнате, допивая выклянченную у матери трехлитровую банку самогона,
беспрестанно курила, время от времени спала. Дни и ночи смешались в
какую-то бесовскую карусель, она потеряла ощущение времени, в голове
стоял тугой и плотный одуряющий звон.