o bdf4013bc3250c39
Шрифт:
Хрясть!
Удар получился классный - резкий и хлесткий. Рюмин отскочил от него, как
боксерская груша, и влетел головой в плексигласовое оконце пивного киоска.
Оконце треснуло, с витрины посыпались жвачки, баночки с коктейлями,
пачки сигарет. Бутылка с пивом зашаталась, помедлила секунду-другую,
устремилась на асфальтовую площадку перед ларьком и разбилась вдребезги.
– У-у-у! Шу-у-у-ка! – выл Рюмин, обеими руками держась за скулу.
Перепуганный Сашок выскочил
– Ты что это, друг?! Я тебя всегда уважал, а ты?!
Добрякову было плохо. Чугунно гудела голова. Хотелось упасть на подушку и
забыться…
Но Сашок не унимался:
– Как же быть-то? Платить надо!
Добряков не помнил, было ли у него что-нибудь в карманах, и пошарил в
одном кармане джинсов, в другом. В третьем что-то хрустнуло, и он с
удивлением вытащил купюру – пятьсот рублей. Откуда только и взялась? Но
думать ни о чем не хотелось.
– На, забирай, - он сунул купюру в руку торговцу. – Да не ори только! –
спокойно попросил. – Чердак и так рассыпается!
Стало тихо. Добряков оглянулся – этого мерзавца Рюмина и след простыл.
240
И вдруг на душе у Добрякова стало пусто и сиротливо, он тоскливо
посмотрел на Сашка, развернулся и поплелся к дому.
«Сейчас – спать! Только спать!..» - единственная мелькала мысль.
Он уже не помнил, как дошел до квартиры, как, не раздеваясь, грохнулся на
кровать…
13
Пробуждение было скверным. Голова была, словно чужая, казалось: чуть
надави – и хрустнет, как орех. Жутко хотелось опохмелиться. Но этого можно
было избежать, если бы он проспался как следует. Но его разбудили.
В прихожей зычно и назойливо заливался звонок.
– Кого еще?
– пробурчал Добряков и в который раз обругал себя, что не
отрезал эту штуковину.
– Ничего, подождут, - решил он, встал с дивана и побрел на кухню. Здорово!
На столе почти полная бутылка водки. Правда, не догадался поставить ее в
холодильник, придется пить теплую. Он налил полный стакан и выпил.
Голова встала на место. Добрякову казалось, что сейчас он способен доказать
любую теорему из программы средней школы. Да что там средней! И высшей
тоже!
Домофон не унимался. Добряков ласково посмотрел на бутылку и подошел к
домофону.
– Слушаю. Кого вы хотели? – этак бодренько поинтересовался он.
– Господин Добряков? – ответила трубка.
– Он самый. А вы кто?
– Милиция. Крепко спите! Открывайте!
Хмель моментально выветрился. Добряков облился холодным потом и
вспомнил все: перекошенную морду Рюмина, треск плексигласа в пивном
киоске, укоризны Сашка и отданную ему
Он механически нажал кнопку на трубке. Домофон запищал. Значит, в
241
подъезд они уже зашли. Так же автоматически он сунул трубку в гнездо на
панели. Повернул вертушку замка.
Их было двое – один в штатском, он вошел первым, и старший сержант. На
его груди болтался короткоствольный милицейский АК-74 - «курносый», как
Добряков называл такую модификацию автомата.
«С такими в Афгане мы много не навоевали бы», - уже совершенно не к
месту отметил про себя Добряков.
– Оперуполномоченный лейтенант Колыванов, - сверкнул корочками
штатский.
– Милости просим, - кивнул Добряков, пытаясь держаться развязнее, хотя
получалось это, чувствовал, плохо.
Они вошли уверенно, по-хозяйски и тут же направились на кухню. Лейтенант
присел на табурет, а сержант остался стоять в дверях, прислонившись к
косяку.
– Ну что, Добряков, собирайся, - лениво, вразвалочку скомандовал лейтенант.
– Он заявление написал? – открыто спросил Добряков.
– Соображаешь, - кивнул лейтенант.
– Теперь – суд?
– Ну, еще не скоро. Сперва следствие.
– Ну да, что это я…
– Ага. Так ты того – собирайся. У нас еще дела есть, помимо вашей драки.
– Драки-то не было, - уныло, зато честно признался Добряков.
– Надо полагать, не было, - поддакнул лейтенант. – Правильнее сказать –
избиение. С нанесением вреда здоровью.
– Какой степени тяжести?
– Да скажут тебе все! Собирайся! – лейтенант начинал нервничать.
– Ударил-то я его один раз, - пробовал было защищаться Добряков, в тот
момент совершенно не соображая, что делать это нужно в другом месте и
перед другим человеком.
242
– Один раз! – передразнил лейтенант. – Выстрелить вон тоже можно один раз,
– он кивнул на автомат. – Зато как! Знаешь, нет?
– Знаю, я в Афгане воевал. Я старший лейтенант запаса, - Добрячков уже
начал приходить в себя, его голос мало-помалу приобретал твердость и
убедительность.
– Да ну! – от удивления лейтенант выкатил глаза и медленно перевел взгляд
на сержанта. Тот вообще отстал от косяка и встал чуть ли не по стойке
«смирно».
– Показать билет? – Добрякову это, ей богу, даже начинало нравиться. – У
меня и орден есть. Красной Звезды.
Оба гостя стали похожи персонажа известной присказки, глядящего на новые
ворота.
– Так ты того… Орден-то покажи, - первым пришел в себя лейтенант.
– Ну да, - тут же поддакнул второй, - а то болтать-то – не уголь грузить.