o bdf4013bc3250c39
Шрифт:
Добряков прошел мимо них в комнату. Никто из них не пошел за ним.
«Неосмотрительно, - ликовал он, - а вдруг с балкона срыгну? Невысоко…»
Вернулся Добряков с темно-синей коробочкой и открыл ее. На малиновой
подушечке лежала «звездочка», ни разу после награждения им так и не
надетая.
– Ну, ты молоток, - лейтенант, казалось, заискивал перед орденоносцем. – И
удостоверение есть?
– Не купил ведь я ее. Показать?
– Да ладно, ладно, верю.
– Долгая история, - небрежно бросил Добряков. – Разрешите выпить?
Лейтенант кивнул. Добряков выпил и предложил гостям.
– Спасибо, мы при исполнении, - отказался лейтенант.
– Да ты давай…
расскажи!
– Вы ведь спешите. Дел много, - подтрунил Добряков.
– Да ладно ты! У нас их всегда много. Не убегут! А тут… Не каждый день
приходится орденоносцев арестовывать, да? – подмигнул он сержанту.
243
– А я что – арестованный? – спросил Добряков.
– Ну, задержанный, - поправился лейтенант. – Так за что?
– Бойца вынес раненого с поля боя.
– Под пулями, что ли?
– А то! Под пулеметными.
– И не зацепило?
– Бог миловал.
– Засада, что ли?
– Капитальная. Этот боец, радист, пробовал проползти в укромное местечко
за камнями, чтобы запросить подмоги. Так его вместе с рацией чуть ли не в
капусту искрошили. Удивительно, как еще жив остался. Ему потом обе ноги
ампутировали… Ладно, поехали, лейтенант, грустно все это вспоминать.
– Да-а-а-а, - протянул тот. – И как же вы тогда спаслись? Кто помог-то?
– Я же говорю – Бог. Другому некому. Со своими мы так и не связались.
– Не хочешь ты говорить. Вернее, не можешь. Понимаю, - кивнул лейтенант. –
Ну, поехали, - как-то нерадостно вздохнул он.
– Разрешите еще выпить? – кивнул Добряков на бутылку. Он вдруг отчетливо
понял, что вскоре ему предстоят не лучшие жизненные моменты.
– Понимаю, - кивнул лейтенант. – Пей.
Добряков выпил еще полстакана, подождал, пока водка улеглась, отрыгнул, убрал оставшуюся водку в холодильник и протянул руки.
– Уж извини, орденоносец, что без особого шика… - и лейтенант защелкнул
наручник на запястье его правой руки. Второй закрепил на своей левой.
Когда вышли на улицу, уже опускались сумерки.
«Вот и день прошел, - тоскливо подумал Добряков. – Один длинный,
несуразный день. И зачем он вообще был? Зачем надо было проживать его?»
Лейтенант подтолкнул его к милицейской малолитражке с мигалкой наверху.
За руль сел сержант, Добряков с лейтенантом уселись на заднее сиденье.
– Неудобно? – спросил лейтенант. – Ничего, тут недалеко.
244
Добряков и
милиции было недавно построено в соседнем квартале и выделялось на фоне
однотипных желтовато-белых жилых домов своим оригинальным колоритом:
три его этажа были окрашены в цвета государственного флага – третий этаж
был белым, второй – синим, третий - красным. В подвальном помещении
отделения, как слышал Добряков, разместили камеры для задержанных. Он
также слышал, что вместо уродливых общих «обезьянников» задержанные
теперь ожидали дальнейшей своей участи в современных, под стать
американским, казематах-одиночках. Камеры, говорили, были просторные:
приличные, в полный рост нары, много свободного места, чтобы поразмять
затекшие ноги, высокие потолки. Правда, света, как во всех таких
помещениях, было недостаточно: на всю камеру было одно-единственное
забранное решеткой окошечко высоко под потолком, которое, впрочем, через
пульт управление регулярно открывалось для проветривания камеры.
«Туда меня, наверное, и сунут, - грустно подумал Добряков. – Вот и будет
возможность оценить прогресс российской пенитенциарной системы!»
Он не ошибся. Дежурный сержант, амбал ростом под потолок, изъял у него
все вещи, которые были при нем: ключи от квартиры, мобильный телефон,
сигареты, зажигалку.
– А покурить нельзя будет? – едва спросил Добряков, как тут же получил от
дежурного сокрушительный удар в солнечное сплетение.
– За… что?... – прохрипел Добряков.
– За излишние вопросы, - грозно рявкнул дежурный. – Что можно будет, тебе
сообщат.
– Когда, осмелюсь спросить? – осторожно поинтересовался Добряков,
держась за живот и морщась от боли.
– С утра, когда ж еще! – лениво зыркнул на него глазами сержант. –
Следователь придет только утром. Так что отдыхай пока, потом такой
возможности тебе уже не дадут!
245
Он втолкнул задержанного в одну из камер, и тяжелая дверь задвинулась,
оставив узника в полутемном помещении.
Добряков осмотрелся. Действительно просторно. Действительно лежак
длинный и широкий. Стены выкрашены не в мрачный, а в приятно-розовый
цвет. Правда, на лежанке никакой подушки, разумеется, нет, но хотя бы
сделано деревянное изголовье, так что можно приноровиться. Под потолком, точно, узенькое окошечко. Оно открыто, и приток свежего вечернего воздуха
особенно ощутим в этом душном пространстве.
Добряков опустился на деревянную лежанку, лег на спину, вытянул ноги.