О началах, истоках, достоинствах, делах рыцарских и внутренних славного народа литовского, жмудского и русского, доселе никогда никем не исследованная и не описанная, по вдохновению божьему и опыту собственному. Часть 1

Стрыйковский Мацей

В том же году, когда умер Людвиг Сыппен, прусский мастер, Эльвиг Дольбах, граф из Дуринга, на его место вступил, но тоже в скором времени умер, а крестоносцы Конрада Зака мастером избрали.

Так, когда в Польше Локетек с Вацлавом ссорились, Рижане с крестоносцами в Лифляндии бились, [146] Гедимин на них вырывался войной разбойничьей, с угла разметая, И рижанам мир за деньги даря. Но его люди Пруссию вдоль и поперек поразоряли, Однако, когда с пленом возвращались, немцы их накрыли, Комтур из Бранденбургаих в лесу догнал, Всех (едва трое ушли) втрясине разгромил. Драйколик, в то время большой литовский господин, Отдал немцам Онкаим, замок и снаряжение большое, Сам покрестился и других бояр принудил к этому, Чтобы они к духу пристали святому. В это время множество татар с гор кавказских Пришло и в государствах осело азиатских, С Туркмании, стране царства скифского, Отчего турками названы по месту родному. С сараценами Махметов орден сразу основали, Потом Отомана королем себе взяли. Тот, будучи холопом из народа, укрепил свою страну В Азии, откуда сегодня суровое турецкое тиранство. Литва, когда в Пруссии с немцами не дрались, Шесть тысяч добжинскую землю завоевала. Поляки их гнали, но Литва с добычей В леса густые сбежала, как в надежное место, И сразу же в кульменский край без промедления вторглись. Крестоносцы их вместе с добычей, прежде чем те ушли, перехватили, С криками внезапными битву затеяли, Плен отбили, а Литва в леса сбежала. Русаки нескольколет Люблин держали, Сендомиряне на них с войском выступили. Русь с Литвой, с татарами из замка выскочили, Желая полякам воспротивиться, бой с ними затеяли, Полякам за свое бились, потому с сильным криком Ударили на русаков кривым строем, Победили их и строй татар вспороли, И Люблин из чужих рук своим мужеством отняли [146v].

Поход большого войска крестоносцев на Литву зимой 1303 г

Адольф, граф из Винтмиля, и с Гонберга, Вернер, И с войском рейнский князь Теодорих Эльнер Крестоносцам на помощь из Пруссии пришли. Сразу же вместе с мастером Заком войска привели в порядок. Разделив войска на две части, Пустили в Литву и Жмудь отряды. Литва им путь преградила, но, числом смятая Рассеялась, потому немцам была дорога открыта. Гартинский в Литве уезд Марсом благосклонным Поразорял, не слушая деток плачущих. Жмудь уничтожили, Кунасов, Ковно, Юрборк взяли И гетмана литовских войск, Гаштолда, схватили. Комтур из Кенигсбергас полученной добычей Медники на Жмуди осадил, после этого интригой Свитрыль, староста, был обманут и замок сдал предательски Немцы Литву посекли, вскочив в нее наблюдаемо Замок огнем уничтожили и, волости вокруг Разорив, оставили всех без имущества. И с добычей в Пруссию ушли из-за предательства Свиртила, Ведя за собой связанных литовских пленников. Жмудское княжество покорили И своих старост в замках оставили. Гедимин за Гаштолта послал им по соглашению Тридцать тысяч злотых, отложив месть.

О победе Гедимина над крестоносцами и освобождении Жмуди 1304 г. [147]

Гедимин, мстя за раны отчизны, Из Литвы, Руси и татар собрал войска. Так отправился к реке Зеймили С той стороны,

что течет от Зеймов две мили. Крестоносцы во главе с мастером со всеми силами, И, получив помощь от рейха и Инфляндии, Жмудь в середине поставили, ибо ей не верили. И над рекой валом мощным обсыпались. Было поле широкое, на котором бы смело Тысячи вооруженные в строй могли бы встать, Не тронутые ни плугом, ни серпом кривым. На этом Литва стояла, у ручья быстрого, Досадная гора же столпом живым против них стала, Ее вода и густые леса окружали. Где зубров и медведей пастбища были, На этой шатры с лагерями немецкими стояли. Стрельбой наносили ущерб войску гедиминову. Пуская в них литые пули из винтовок вулкановых. Гедимин сам на коне, осматривая поле боя, Летал как на Пегасе, что имел крылья. Сначала Гедимин начал строить татар, Во главе кривым строем по их обычаю старому, Как бы полумесяц, а русаков по флангам Поставил, от татар на восемь шагов. Из Литвы на правое крыло войска усиливающие Строил, при этом сам занимал место безопасное. Так всех построив, объехал их вокруг, И потом к ним речь обратил веселую: «Бояре мои благородные и мужественные рыцари, Вижу, что на вас не висят родные панцири. Но зная, что слова не добавят вам сил, Вижу: есть у вас желание свободу защищать. [147v] Однако, тут видите неприятелей спесивых, Верящих в свою силу и в твердые кирасы. Которые хотят у вас родину отобрать и свободу, И нас с потомками в неволи угнетать суровой. Видите, что ваших братьев, Жмудь, схватили, И сейчас над нашей шеей мечом замахнулись. Дабы нас в путах в суровую неволю увести, И ваше имущество забрать, Видите, что уже ваши села огнем жгут, Плен берут, дворы милые с фольварками разоряют, Чего хотим? Или победить, Или умереть, и славу получить за мужество. Железом же, железом здесь проложить дорогу! Нужно мощью на мощь ответить и победить опасность. Вам приказываю, дабы стояли, Во имя славы вашей и ваших предков. Помня, что рукой своей отчизну защищаете, Свободы, жен, детей. Богатство, славу, честь и имения, Отец, мать, брат от ваших сегодня зависят деяний. Если победим, возьмем славу вечную, И отчизну из этой опасности. А если поддадимся, то где же мы сможем укрыться Свяжет нас гордый немец и убьет. Если не хватит сил защититься, бегство не поможет, Цели нашей войны от их целей отличаются. Мы за отчизну милую, за сладкую свободу сражаемся, Они жаждут нашу землю добыть. Определенно вам обещаю победу, Когда вижу ваше благородство, веру, слабость, мужество, И когда вспомню ваши дела, Когда в Германии с победой меч топили в крови!» [148]. Так сказал. И потом трубой велел дать знак войны, Сам среди войск ехал, шкурой лося вооруженный. Наставляет и просит, братьев зовет, Обещания, подарки, честь сулит. Немцы, посчитав битву выигранной, С азартом большим бросились на Литву с криками. Встретились с обеих сторон, сабли гремят и мечи, Оружия страшный гром, кони ржут и пот с мечей течет. Татары из лука град железный пускают, И стрелы перистые сверхулетят, свистят. Литва и Жмудь бой ведут длинными копьями, Немцы шпагой, тулихом, ружьем, мечом. Подкрепление из Литвы прибыло, Три звена пеших немцев конями раздавили. Жмудь, видя это, сразу же к Литве подалась, Чем немцам спесивым в строе сердце испортила. Феб к странам Атланта спешит, Дабы уставших коней сладким сном утешить. Звезды уже ночь черную на облака кладут, Когда Марсова после раздумий Литве кость упала, Ибо когда Жмудь в тыл немцев свою мощь обратила, Литва над лифлядцами и пруссами сразу же верх взяла. Мощь крестоносская над рекой Зеймилей полегла, Где кровь, перемешанная напополам с водой, бежала. Другие рассыпались по лесам и полям широким. Пешие, кнехты в горах укрывались высоких, Литва их за озеро Окмен гнала, Где остаток их войск рассеянных разгромили. Сегодня пахарь, поля там копая плугом кривым, Находит шлемы ржавые. Я сам был свидетелем живым. Ибо видел старое оружие, которое по сравнению с Сегодняшним, большое удивление бы вызвало. Вернул Гедимин замки свои мужеством И шел в земли прусские, желая завершить победу. [148v] Рагнет, Чилзен, замки, взял и Мемель разгромил, Плен большой добыв, Жмудь к Литве вернул.

Поход Гедимина на волынское, луцкое, киевское и другие русские княжества в году от Рождества Христова 1305

Так, когда Гедимину улыбался бог ласковый, И над немцами дал ему триумф со славой законный, Жмудь тоже из их рук вырвал, старост вспугнул, Крестоноских, что ни одного в Литве не осталось. Мечем от них границы свои оградил И мир кровавыми боями установил. Сразу с тем войском пошел на русские государства, Которые желали выйти из-под подданства. И когда Владимир, замок, с мастером осадил мощью, Сразу владимирский князь Владимир пришел с помощью Татарской, и встретились с Гедимином смело. Где с обеих сторон Литвы и Руси пало много. Но когда сам Владимир, князь, был убит в битве, Все его войско поклонилось Литве. И Гедимин на замок Владимир своего старосту Посадив, на Луцк пошел прямой дорогой. Лев, князь луцкий, услышав, что Владимир убит, И гонец Гедимина к нему прибежал, Войну объявляя, но битвы не начиная, В Брянск убежал к своему зятю, здоровье свое спасая. Волынцы, бояры и чернь, собрались, Ударили победителю Гедимину челом, Луцк, замок, ему сдали и все волости. Он их с лаской принял, остановив суровости,[149] И оттуда в Брест пошел, где войско отправил, И сам зимой в мире остался. И к пасхе собрал войско свое, Считая это удобным моментом для начала войны, Когда трава красивые одела наряды, И коням легко пищу земля щедрая давала, Пошел на Станислава, князя киевского, Взял Овруч, Житомир, замки его. Сразу же Станислав, киевский князь, свое государство Оповестил, дабы отбили нападение кровавое. Ольга переяславский тоже собрал свои силы, Лев луцкий, Роман брянский взялись за оружие. Так вчетвером против Гедимина, Неприятеля княжеств, шли вместе. Над Перной рекой, шесть миль от Киева стали И там с Гедимином встретились. Луцкий с фланга, киевский в центре, брянский с тыла Пришли, даже затмился воздух от пыли. Стрелы как дождь летят, и оружие об оружие звенит, Грохот, гул, крик, и уже убитый стонет. После этого Гедимин своих в полумесяц построил, Русь окружил и сердца князей пронзил. Рассыпались, по их телам Литва с криками бежит, Стрелы свистят, и трупов целое поле лежит. Другая часть русских войск в леса убежали, Где оборону себе нашли. Как ловец серну псом британским гонит, Или на крутых скалах стрелами их громит, Пугливые из ветвистой пущи выглядывают, И Марса, что такое Литве счастье дал, проклинают, Аполлон, их жалея, к золотой стреле Направил свою повозку, а Харон высокомерный ночь привел. [149v] Князь Лев Луцкий и Ольга Переяславский там убиты. Киевский с брянским удрали, не искушая судьбу. Гедимин с победой взял Киев с пригородами, Белгородок, Слеповрот, Канев с Черкассами, Путивль, лежащий за шестьдесят миль за Киевом, И северский край, медом и молоком щедрый. Брянск, Переяслав и все волынские получил города, За короткое время в литовские обратил доходы, В Киеве родственника Миндова поставил, Сам вернулся в Кернов с большимтриумфом, Где его народ, рукоплеща, поприветствовал, Как обычай велел, и «Ладо, Ладо» пропело. Так Миндов, литовец, в Киеве был князем, А Станислав, изгнанный, рязанскому князю Зятем стал, когда Ольгу, дочь его, В жены взял и рязанское с ней в приданое княжество.

Об основании старых Трок и Вильна

И Гедимин, отдыхая от военных забот, Из Кернова поехал на ловы по врожденному желанию. За Вилией в пяти милях понравился ему край здоровый, Там срубил Троки, замок столичный на равнине, Который озеро рыбное окружало. Подле этого замка город сразу же вырос, Туда Гедимин из Кернова двор свой перевел, И в Троках столицу великих князей основал. Потом, на охоту едучи, как обычно, с короткой минутой Отступил зверь от капищ Трок четыре мили. Где Вильна в Вилию шумным потоком впадает, И много всяких рыб из горных источников приводит.[150] Там охотники сети вокруг гор наставили, А другие с рогатинами и луками засели. Псов потом выпустили, и зверя в пущи встревожить, Лосей, зубров, оленей, медведей, лесных коз, Потом окруженных бьют, колют и стреляют. Крик, гул, рык, в горах и лесах раздаются, Гедимин из лука сам тура убил на горе, Которого за шкуру любил – большую драгоценность. Иного зверя хватит: серны ветроногие, Лоси, зубры и вепри суровые, с высунутым клыком, Навалены на возы. Затем ночь пришла И черные тучи с моря за собой привела. Гедимин из Трок выехал, на капищах ночевал, На лугу Свинторозе, ибо устал. Видел во сне сто волков, волком железным воющих, Спрашивал окружающих, что это был за знак? Лиздейко, что был найден в орлином гнезде, Вещатель, объяснил так оные видения: «Город здесь людный будет, со славой громкой». Тогда Гедимин основал там два замка чудесных. Волости оповещены, рубят густые леса, Что были лежбищами в те времена.[150v] Топоры о деревья стучат, осинуюсосну Секут, другие островерхую высокую ель. Те колоды с высоких гор вниз спускают, Другие щепистые дубы клином разбивают, Те выкапывают камни, другие их плечами. Двигают на фундамент для башен заложенных, Эти же строят стены, известь мешают другие, Подобны полету роя пчел, Когда там и там снуют, из цветов мед собирая, Или как муравьи, еду охотно пряча, О гнусной зиме помня, зерна больше размера, Чем сами, силы прикладывая, переносят через рвы. Ленивых на работу так тоже упражняя почти что, Около Вильна все делали очень собранно. Гедимин же обводит чертой город свой, Обозначая стены и где ворота закладывать, Для торгов и купечества рынки, И законы провозглашает мира и времени тревожного Лес потом темный посвятил богам домашним В том месте, где сегодня станок, громом вулкана, Ибо там ужей множество было, которых хвалили, И каждый в доме своем молоком их кормил. К тому же огонь вечный этим богам посвятил И жрецов поставил, чтобы всегда горел, Десятину со всех имуществ ввел. Так Вильно славный Гедимин основал. В том месте в замке, где сегодня костел Станиславу Построен, святому епископу, Стоял идол Перуна, которого хвалили, За то, что огнем был силен, также огнем его чтили, [151] И второй подле него, Земенник, бог земной, Даритель зерновых, тому лес посвятили темный. Гивойтис, третий идол, стоял в образе ужа, Образ этот ему дали за то, что давал здоровье. Огонь, который горел всегда, Знич называли, Каждый, кто мимо шел, должен был дров подкладывать. Деревья также за богов высоких почитали, Солнцу и месяцу жертвы приносили. А когда затмилось, что не видно солнца, То уже молитвам, жертвам нет конца. Говорили, что на нас бог света гневается. Также, когда месяц ночной не светился. Ужей, ящериц, змей за богов домашних Почитали, веря, что они здоровье давали. Каждый хозяин в своем доме их держал, Молоко, мед и пшеничный хлеб им жертвовал. И если бы кто обиду им нанес, Так сразу же был бы наказан, ибо его черт осудил. Также, всякий, кто бы в их доме не имел, там уже на всех Вещей не хватало в здоровье, на людях имущество. И в октябре месяце, когда заканчивали жатву, Праздник отмечали, для которого готовили пиво. Жертвы всякий богам своим приносили, И в течение недели с женами от этих жертв жили. Каждой еды по всем углам сперва метали, Walgi, o mus^u SDziewos, Ziemiennik – кричали. Также в поле зерновых не жали при меже, Оставляя это в пищу богам земным. Леля, Полеля и Ладона, богов, «Лелю, Лелю, Ладо моя, Лелю, Ладо!» Воспевали, с хлопаньем в ладоши девушек хоровод. [151v] Этот танец еще и сегодня, видим, берегут, С мая до июля с этим «Ладо» танцуют, «Ладо, Ладо», – напевая, святые также вечера На Руси идолов старых образцы Тела умерших с милейшим их имуществом жгли, Как выше уже сказал, медом их мыли. А что из нужды в роскошь идут, в дудки играли, В бубны стуча, вокруг капищ в танце скакали. Этот обычай еще Латвия в земле курляндской сохраняет, Когда приятель умрет, в шутку ему поют, Сам видел, с такими словами: «Уже иди отсюда, бедняга, Туда, где тебя злой немец обидеть не может». Русаки же умершим могилы насыпали В лесах, в полях, и на них камни ставили. Еще сегодня около Киева, Витебска, Канева, В Болгарии, в Тракии и где Москвы голова Видел холмы большие тех князей славных, Славянских, и Перуна хвалили с давних пор. А теми богами, которым в Литве в то время молились И как богам истинным честь воздавали, пренебрегали. Так в Жмуди и на Руси этих суеверий Следы остались, неверных поклонений. В Лаварысках еще иные ужей хвалят, И чары при обедах на листопад жгут. Но я от сути отошел, перечисляя этих идолов, Однако не мешает знать старых предков сословие, Которые Гедимин с Вильном сразу сам основал, Два замка и город над Вилией построил: Самый высокий – на Турьей Горе, где тура большого [152] Убил, из кирпича жженого и извести липкой, Нижний на Кривой, на месте, где огонь жгли Богам и трупы, отчего его Кривым назвали. Поселение народ вокруг заселил, И господа свои дворы воздвигли весело. И от Вильны Вильном его Гедимин назвал, Где, из Трок столицу перенеся, вельможно правил.

О славной фамилии Остыков и Радзивиллов

Этот Лиздейко с мудростью пришел в наивысшее состояние И за то, что правил Вильном, Радзивиллом назван. Этот имел сына Остыка, который потом великим Маршаллом был литовским с прилагаемыми регалиями всеми. Остык сына именем отцовским именовал – Радзивиллом, дабы деду во всем наследовал. Так от Остыка суть Радзивиллы, Деятельные, деятельного предка славные сыновья. Радзивилл Остыкович – такой титул имели И три трубы, родной герб, употребляли Оттого, что их предок был со своей собственной добродетели, Так они достоинствамиукрашают все регалии. После княжеских орлов в гербе получили, Правы орлы, гнезда своего не предали. Есть ли от Лиздейка или Гердзивилла Остык с Радзивиллами, мнений здесь много Ибо если из совета мудрого, этим мудрый каждый. Если из Гердзивила, то мужественен каждый, Хоть и Радзивилами, тоже плохих любят бить Отчизны неприятелей, и чел своих не кроют,[152v] Как из коня троянского, мужественные гетманы Из их рода выходят, епископы, благородные сенаторы, То же найдешь и в Остыках, что предков своих путем Ходили, украшая свой дом образцом благородной деятельности. Так Лиздейко в язычестве епископ виленский, А Остык, сын его, был маршаллом земским, Гаштольт первым воеводой был избран, После него Радзивиллу был этот пост дан. К слову возвращаюсь к Гедимину благородному, Когда услышал о распрях в польском королевстве, Послал войска, Завишин, Калиш поразорял, Люд избил, обобрал, Мазовше, назад возвращаясь, пожег. В том же году прусский мастер Генрихгромил Литву И получил Гартынь, замок, хитростью, не битвой, В темноте прошел в открытые ворота, посек всех, Город сжег, уезд поразорял, увел плен с добычей

О посольстве презрительном царя заволжского, и о борьбе жмудского шляхтича Борейко с татарином-гигантом, и о фамилии Ходкевичей, 1306 г

В то время, когда Гедимин в Вильне отдыхал, И с рыцарством от военных трудов с весельем отдыхал, Приехал к нему посол царя заволжского, Желая от него дани с княжеств, с государства русского. И,

похваляясь, татарина, холопа Привел, который, кажется, превзошел бы Циклопа. Сказал Гедимину за столом с презрением: «Покажи равного ему в стране своей по свежести! [153] Если у тебя найдется таковой, Мой царь русскую дань готов тебе простить, А если наш богатырь твоего победит, Плати с Руси обычную дань, или дай себя связать!» Сразу же Гедимин стал говорить со своим советом, Желая избавить русские земли от дани и мерзкой неволи. Те советовались оружием отбить татарское оружие, А другие склонялись к дуэли. Начал Гедимин кричать: «Кто бы в себе силу Чувствовал, дабы вышел на дуэль милую!» Обещая дар щедрый и великие вотчины, И непобежденной на них потомкам оправы, Если бы кто отправил великана презренного В ад, и переломил бы ему хребет твердый, Чем бы славе литовской и своей послужил, И Русь от обычной татарской дани избавил. Сразу же по требованию князя благородного Начали выбирать, каждый из дома своего: Одни – дабы готовность свою показать, Другие – дабы на эту битву посмотреть. Особенно, что одно было молодого рыцарства, Хотел каждый честь получить врожденного мужества. И из Жмуди тридцать бояр прибыло, Ибо каждому хотелось отличиться перед господином. Уселись себе в замке под высокой башней, А вести, вести о борьбе бегут. Услышав это, иные жмудские бояре Сказали: «Татары возьмут верх над нами, Мощью одного холопа! Почему не попробуем Этого игрища, если силу в себе чувствуем?»[153v] Об этом их разговоре сразу дали знать маршалу Остыку, и тот сразу же все рассказал князю. Приказал их привести, всех по очереди приветствует, И сразу же о силе их с весельем спрашивает, Который бы из них мог выйти на встречу С татарином, обещая большие дары. Все соглашаются на это с охотой, Те дарами, а те благородством взволнованы. Татарский гигант презрительно выступает, И широкие и грубые плечи показывает, Шевеля часто мышцами на плечах молодых, Разгоняя воздух движениями густыми. Зовет к себе второго, но ни один из столь многих Мужей не смел за пояс с ним попробовать смело. И тем смелей вызывал богатырь наглый, Глаза огненные, как у льва, блестят, Сурово, со страшным лицом, и с напряженной губой, Как у вепря дикого, видно было зубы. Чело два кулака имел в ширину к своей красоте. И волосы как у козла редки в седой бороде. На руке пальцы мускулистые, ладонь как у льва лапа. И как необъезженный храпел, носом шмыгая. Фурией вспыльчивой брови грозили сросшиеся, И плечи толстые и высокие. Нос кривой носорога, уши как у осла, Пятью локтями вверх его природа вынесла. Один жмудский шляхтич, чувствуя свою силу, Замыслил с ним побороться в ту минуту, При нем тоже несколько мужей иных выбралось, Гедимину мысли что хорошей прибавило. [154] Двух быков велел вывести, желая их сперва испытать, Там каждый свое мужество начал показывать. Один его качнул, что аж ребро с внутренностями тот у быка вырвал из тела Второй ему кулаком левый рог свернул со лба. А второму Борейко нанес удар так сурово, Ударив его прямо между глаз. Сгоркотал с мозгом кости, и Гедимин золотой Одарил его цепью, златоглавьем, Одежду дал бархатную узорчатую другим, Мед им лил в рога длинные. И когда рядом стояли, то татарина позвали. Тот, увидев его, плюнул, презрительно тряся головой. Со всеми желая сразиться за здоровье царское И в Литве силой имя прославить татарское. Борейко, не желая терпеть дальше этой срамоты, Сразу к нему подскочил по прирожденной охоте, На середину площадки, как лев, выступал смело, Силу свежую пробуждая в своем костистом теле. Обнялся с татарином, став твердо на ноги, И плечи расправил без тревоги. Так часто друг другу нанося удары, Марс обоим поровну счастье мечет судьбу. Борейко имел больше свежести в гибких членах, Татарин же превосходил огромным весом. Тяжелый татарин сильный удар замыслил Против Борейка, но он сразу же отскочил. Так от собственного удара упал с большим грохотом, И Борейко кулаком дал ему в бок как молотом. [154v] Так его бьет на земле и левой, и правой рукой, Не бил так Антея Геркулес булавой. От частых ударов под щеками его челюсти опухшие скрипели, И зубы падали на пол, с кровью перемешанные. Поднимется затем с земли гигант разгневанный, Ударил Борейко снова, как бешеный. Стыд в нем поднимает гнев, и мощь на Борейка мерил, А он головой в жирное пузо украдкой ударил. А потом его головой под ребра так ухватил смело, Аж ему пальцы увязли в теле гиганта. Ударил его оземь, так душа из тела К плутоновым зданиям из него полетела. Сразу же, по обычаю, Гедимин К себе вызвал Борейко мужественного. Победителя трубные голоса громко объявляют И висок его венцом зеленым обкладывают. Обнял его радостно, обогатив к тому же Дарами щедрыми, и сказал ему так:[155] «Благородный Борейко, боги тебя так полюбили, Что убил того, перед которым почти все дрожали. Имей благодарность по мужеству своему, с помощью которого освободил Русь от дани, которой татарин ее поработил!» Так сказав, собравшемуся люду ликовать Приказал и богов у капищ родных кормить. Сказал Гедимин послу: «Владею я землей Жмудской, что родит такое мужественное племя, Скажи это царю своему, пусть сидит в мире, Ибо разное счастье бывает в бою. И Руси насесты такие раньше были, Что яйца золотые оттуда носили. Теперь не оловянных, железные быть могут, Если придется отбивать вашу страшную тревогу». И так тот посол уехал ни с чем, опозоренный. Богатырь же в знак славы, наверх вознесенный, Борейкового дома, которого наследники Сегодня от мужественных предков славные Ходкевичи. 29 домой отправил тех бояр, а того, что татарина убил При себе оставил, Борейком назвал, Казылкишки, село, ему в отчизне подарил, И Стокивиловичи, и Слоним в вотчину. В Збляных и в Сохачеве имел потом оправу. Иван, Елизар, Ходко, Юрий, потомки Его, получили потом наследство во Мстибове. Ходко пущу получил, охоту, зверем цветущую, Ибо когда литовские войска в Пруссии были разбиты, Ходко, князь, на себе раненных через оные леса Вынес. Елизар, брат его, убит в те же времена. [155v] Восемь тысяч войска имея, на помощь королю В Пруссию вторгся, против Людвига, мастера. Там поляки и Литва мастера победили, И, часть замков добыв, другие разрушили. Также при Александре, князе литовском, Который Елену взял, дочь московского, Ходкевич Василису взял, ее родственницу, Которая от литовских князей шла линией прямой. Так, читатель, знай о Ходкевичах, О древних издавна литовских наследниках. И не думай, что они из Руси, по вере греческой, Ибо в тех странах греческий орден древний, Ибо Вольштынк, Мендога сын, в русском ордене Будучи, эту веру издавна распространил в этой стороне, Которую много литовских господ принимало. В этой же стране Борейковым потомкам продолжиться удалось Потому при Витольте по грамотам древним Был Борейко на месте русских князей славных В Смоленске возведен, и с Витольтом Смоленские войска славные всегда водил на бой. Также при Свидригайле были Борейки, И один из них воеводой был в Киеве. Другой при Казимире, князе литовском, Был гетманом и правителем замка витебского.

О войнах частых с разным исходом между Литвой и крестоносцами и так далее

Комтур кенигсбергский, войско собрав с орденом, [156] Отправился под Гартим, замок, внезапным отрядом, Желая город осадить, но Литва это предотвратила, И немцев штурмующих от стен отбила. Но когда русская помощь в Пруссию прибыла, То в том жегоду крестоносцы вторглись в Жмудь, Карсовский уезд огнем и мечом завоевали, И плен большой с имуществом в неволю угнали. На другойгод Литва за это мстила в Польше, Вновь Калиш с серадзской землей опустошили. Детей и старых секли, взяли большой плен, И тремя отрядами назад отправились. Генрих, баварский князь, в Пруссию пришел, И с мастером Теодорихом мощь свою соединил, Так, в Литву вторгшись, Велену разорили, Два замка мощных, Фридбург и Беен, построили. Оттуда немцы регулярно на Литву набеги совершали И Жмудь крестоносцам подчиняли. Ольгерд Гедиминович Пруссию разорил, Мечом, огнем, крепости их с городками пожег. За это маршалл Генрих Ведульки с волостью Поразорял азартной, марсовой суровостью. Добычу из Жмуди увел, хоть своих сто потерял, Однако пленом заплатил. Ольгерд, собрав Литву, мстил за неправды отчизны, Уважая седины отца своего в этой тревоге.[156v] Пруссию огнем и мечом вдоль и поперек воевал, Добычу большую взял, трижды за ущерб свой отомстил. Рагнет, Трисмемель сжег и на корню высадил, Тысячу пленных крестоносских с добычей увел. И Кейстут, брат его, в то время по Лифляндии Гонялся от Други частыми наездами. Гедимин, взяв с собой двоих своих детей: Кейстута и Ольгерда, упражнял их в оружии, Большую часть Пруссии в пепел огнем обратил, С пятьюстами пленными-немцами, с добычей вернулся. За ним шесть комтуров в погоню пустились, В Литве секли и жгли все, что встречали. Гедимина потревожили, когда богов кормил В беседе, ко временам лучшим в пуще призывал. Мстя за это оскорбление, на Цветное Воскресение Вторгся в Пруссию, пожег села с городками многими, Одних девушек увел из Пруссии полторы тысячи, Мужей с женами, детьми и убитых не считая. Церковные сокровища разграбил, и когда праздновал, На святости господние пленным, плюя, указывал, Говоря: «Где же сейчас ваш бог, чтобы вас отсюда вызволить?» Но господь бог на святотатство меч мести направил. На следующий день, как утро Аполлон засветил, И лучистые волосы распустил, Генрих, мастер, с большим войском неожиданно напал, Литва рассыпается, а немец один шестерых гонит. Гедимин удрал с двумя слугами, Сыновья: Кейстут и Ольгерд, тоже бежали, Кейстут отдельно выскочил, Ольгерд, раненый в голову, Удрал в лес, коня сбив, от онемения потерял дар речи, [157] И когда, напуганный, через лес от разгрома уходил, Борейкович Ходко, ему пригодился. Взяв его на плечи, нес рыцарь гетмана, Хоть самого мучила полученная рана. Феб золотую голову показал из-за моря, И над горами алая поднималась заря. Ходко раненого на Бельск опустошенный Принес и там осмотрел его загнившие раны. За это Ходкоот князей литовских имел те Леса, через которые нес Ольгерда на плечах. Между Наревом и Неманом, и сегодня Наследники Ходкевичи, от Ходко названные, держат.

Крестоносцы в честь этой победы монастырь женский в Торуне построили и снарядили. А Меховский об этом поражении так пишет: fоl.CCXVI: ПЛП – «Из столь большого войска литовцев никто не удрал, кроме вождя и двух его товарищей, а сам вождь был ранен в голову. Пример яркий мести божьей за святотатство. Хорошо говорили старые: ПЛП – «Не играй со святынями» и т.д.

Комтур же из Бранденбурга Гродно разорял А мастер Генрих из Плоцка, подготовился, Уезд салсенский огнем поразорял и железом, Три замка сжег, семьсот литовцев увел.

Водная битва литовцев с крестоносцами 1312 г. и о разорении Жмуди

Потом мастер Кароль де Дрирна правлении новом Шел под замок Бисену в Жмудь с войском готовым. [157v] Со вторым комтура Вернера отправил, С водной армией [dо] Мергист приплыл, Литва всю еду в леса попрятала, Где немцы должны были пройти, все попортила. Потому большинство их из-за голода остались на дорогах, Других Жмудь в углах лесных громила в переходах. Кривические, медницкие, тшивичанские люди Били их в лесах черных и на озерах, Также пьяных, особенно когда напились, Много их, подкравшись, в озерах потопили. Гедимин гетмана своего Сурмина, Хитрого и на воде, и в поле литовца, Неманом с армадой водной под Трисмемель послал, Там суда прусские пожег, и сто целых захватил. В то время почти пол предела доходила своего Ночь темная и плотогоны все сон благодарный Употребляли. По лавам, под веслами укрылись, Там их Сурмин побил, посек, тихо появившись. Сразу же огни приготовленные со смолой, с серой несут, И суда зажженные по морю светятся. Смотрят немцы из Трисмемеля и видят, что Страшное пламя среди черного дыма валит. Выскочат с оружием гасить, но огненные силы Азартной суровости нисколько не облегчили. Крестоносцы вторую армаду построили, И в погоню за Литвой с войском пустились. Так их в устье Немана почти догнали, Уже построив свои суда для дела. Сурмин с Литвой тоже к ним суда обратил, Сошлись кровавой битвой с обеих сторон с криком.[158] Сбрасывают паруса, весла нарабатывают, Шумящие морские валы азартом продирая. Гул, крик страшный по берегам кривым начался, И суда с обеих сторон приближаются, После друг с другом секутся, умение и желание имея, Азартно в бою, из арбалетов, из луков стреляя. Треск, удары раздаются по морским просторам, И кровь, смешанная с водой, соленые валы пенит. Сурмин на нос встав, флотом руководит, Окликая своих, дары обещает, «Напрягайте силы свои, мужи, охотно, Добирайтесь до немцев! Удирать срамно!» Комтур рагнетский тоже свои суда строит, Напоминает, дабы жадно брались за оружие. «Сейчас! Эй, сейчас! Смело, мужественные христиане, Громите, бейте и топчите это мерзкое язычество! Знаете, как Сараценов на море бивали, Предки ваши, прежде чем Землю Святую добыли!» Гремит воздух от крика, когда вновь встретились, И с этим немцы назад оттеснили Литву с армадой. Сурмин тоже, равное видя, уступал, И суда вверх по Неману к Литве направлял. Триста сорок своихв водном бою потерял, Немцев столько же погибло, равно им Марс платил. Потом Жмудь, собравшись, Рагнет осадили, Сожгли всю волость, с добычей удрали. Гедимин с Литвой после них Трисмемель добывал И штурмом четырнадцать дней стены осаждал. [158v] Двести кнехтов и комтура, которые для отпора пришли, Всех до одного под замком убили. Мастер Генрих с шестью тысячами покарал Литву за это, Маршалл Паство поразорял с волостью тем же летом. Сам же мастер, разделив войска свои на четыре, Несколько уездов разорил в Литве, подойдя стремительно. Маршалл после него все зерновые сжег во время жатвы, Югедин, Пистин сжег, увел плен с добычей. Давид, староста из Гродно, мстя за урон отчизне, С восемьюстами своих, несмотря на не лучший момент, Унсдольфский уезд поразорял, но комтур из Капева На бой с ним сошелся, отчего пленных удрала половина. Потом маршал прусский в Жмуди взял Медники И Ворняны выжег, прекратил быстро набег, Когда возвращался назад с пленом, Жмудь лес порубила, Где из немцев ни один не удрал, всех побили. В то время к вечеру ясное солнце склонялось, И красные лучи по горам распустило, Ахеронова пуща темнотой прикрывала, Жмудь с Литвой немцев била, так что земля гремела. Сорок самых старших крестоносцев взяли в плен, Самого благородного из них богам предложили С оружием, с конем, на кучу деревьев поставили Так его на капищах в Вильне с триумфом сожгли. Литва добжинский край с городом разграбили, А потом на Инфляндию мощь направили. С Давидом, вождем, Парнав, Дерпт, Ревель сожгли, С шестью тысячами пленных с добычей вернулись. Швабские, сведницкие, рейнские князья с графами [159] Объединив в Пруссии с крестоносцами силы свои, В Литву и Жмудь вторглись, Варкен, Русиген, Клоген, Пистен, тверди взяли. А Кейстут в то время с Литвой в Лифляндии воевал, С дерптским епископством несколько уездов ограбил. Пять тысяч пленных взял с добычей большой, За что богов кормил дарами обычными. Посмотри, литовец, как предки ваши Аж до Ревеля мужественно дошли в те времена, Сто миль, к тому же зимой, ибо гнить не хотели, С деяниями славными пользу чем лежать желали. Этой же зимой Жмудь с Литвой Мемель с городом взяли И три замка других, и немцев в них вырезали. Оттуда дальше, в Пруссию пустили отряды, Из виловского уезда увели большую добычу. Генрих, комтур из Капева, с крестоносцами их гнал, Увидев это, хитрый Давид сразу же в пуще схоронился. Добычу в пуще оставив, Жмудь с Литвой построил. Комтур думая, что убежал, не опасаясь ночевал. Уже Феба ясная светлость гасла, И ночь готовилась наступить, Когда Давид с Литвой из леса внезапно вышел, Немцев, беспечно спящих и вдруг встревоженных, побил, Оторвался комтур Генрих ото сна своего после этого, Вооружив голову свою штурмаком чубатым. Секся с Литвой, там убит, ибо бдительность победила. Так Литва большую добычу в Жмудь увела.[159v] В это же время Давид Мазовше опустошил, Городки, веси, костелы разоряя, народ располошил. Потом по-казацки в добжинские волости Вторглись, употребляя жестокие суровости. Добжинь сожгли, пленных девять тысяч взяли, Кроме тех, которых в отрядах и в стычках вырезали. Из-за этого добжинский князь Добжинь ляхам отдал За Ленчицу, думая, что мир получит. Но Давид по приказу Гедимина Пултовск поразорял с волостью епископа плоцкого. Сто пятьдесят весей сжег, тридцать костелов, Пленных четыре тысячи угнал, как волов. Мазуры над Бугом догнали их смело, Но Литва побила из луков наголову. Треск, крик, раненые стонут, Давид триумф имеет, Сегодня пахарь копье, стрелы сгнившие там находит.