О началах, истоках, достоинствах, делах рыцарских и внутренних славного народа литовского, жмудского и русского, доселе никогда никем не исследованная и не описанная, по вдохновению божьему и опыту собственному. Часть 1

Стрыйковский Мацей

О попытке союза Литвы и поляков.

Как Владислав Локетек, король польский, сына своего шестнадцати лет поженил на княжне Гедиминовне в году от Рождества Христова 1325

Владислав Локетек, король польский, третий раз из– за внутренних и внешних распрь законно коронованный, суровым счастьем будучи измученным, думал и с советом коронными регулярно советовался, каким бы образом после в тех тревогах безопасно править. Старался прежде всего об успокоении частых литовских наездов, которым войной воспротивиться не мог; думал также и об отнятии и внезапном разорении поморской земли безбожными [160] крестоносцами, прусскими коронными попрошайками, к тому же о захвате силезского княжества у Короны Чешской. Этими тревогами был озабочен, не знал, что ранее сделать и к чему обратиться. Видел, что крестоносцы не только поморскую землю мешали вернуть, но и добжинскую землю, которая тоже недавно Литвой разорена, внезапно с намерениями своими презренными заняли. Видел, что чехи тоже так подружились с крестоносцами, что их трудно было разлучить, особенно когда после захвата Силезии высокомерно возгордились и при их помощи хотели всю Польшу захватить.

Оба неприятеля были очень сильны и могучи, и одного трудно было зацепить, а тут с обоими должен был иметь дело одновременно. Более того, саксонцы, бранденбуржцы, языком и перемирием с крестоносцами соединенные, готовы были им помогать, и сами на Польшу по наименьшей причине показавшей внезапно злой мощью и предательством ворваться могли бы. И когда король войны с мыслью разорванной бродил выдать Польшу на хищничество и разорение Литве, или же, сопротивляясь их набегам, поставить оборону. Должен был мощь своего рыцарства уменьшить и силы раздвинуть. Они и так в целом не могли напор неприятелей полностью

гасить, ибо регулярными наездами литовцы раз в ту, раз в иную страну наезжали. И недавно перед тем Полтовско, епископа плоцкого город, с волостями сожгли и ограбили.

Трудно было к тому же их укротить, так как в поле битв не начинали, но, забрав добычу, удирали, и в домах за водами – [160v] трудным переплетением рек, озер и пущ, нетронутых и невырубленных, как в пещерах, безопасно жили. Так, что если хотел кто войну против них начать, то с неприятелем умным, ловким, легким и хитрым должен был иметь дело, а также с трудными дорогами, с непогодой и голодом. Вот так тогда король Локетек это окончательно решил испытать, получится ли Литву каким-то образом обласкать и в друзья к себе записать. Он надеялся на получение этой дружбы, потому что знал – крестоносцы как полякам, так и Литве общие неприятели. Это мнение и предприятие королевское, которое все собрание сенаторов похвалило и подтвердило. Отправили к Гедимину, великому князю литовскому, послов, которые бы с ним перемирие укрепили и дочь его Казимиру, королевичу, в супружеское состояние просили, а другого приданного не просили, только выпустить всех захваченных пленных.

Так Владислав, король польский, Литвой стесненный, Послал к ним, сыну своему прося жену, Гедиминову дочь, по имени Алдона. Гедимин с благодарностью посольство принял это, Оповестил свой совет: Гаштольта, Радзивилла, Остыка, Монтывида и бояр силу. Советовался с ними там, коротко суть объяснил, Княжну в жены Казимиру послали. В Краков с триумфом большим введена И в христианскую веру принята. Манкер, епископ, крестил ее и дал ей имя святое Анна, Там сразу был брак заключен. А потом лигу общую оба народа заключили, Один другому обязался ущерб не наносить. [161] Литва, что им в приданное золота дать не могла, Пленных, давно взятых, им отдала. Кладов рыцари литовские не имели, Когда богатых били соседей, когда хотели. Что богатством часто самих за горло брали, Мужеством те, а не богатством войну вели. С того только момента Польша измученная, Литовской силой в поле побежденная, Начала люд умножать, ибо пленные оные По пустошам разоренным были расселены. Так как в Ломже, Сендомире, Люблине, Где казачество литовское часто проходило, было пусто. Серадз, Калиш, Ленчица, Добжинь и Куявы, Только начали звать в своих землях дом законный, Ибо в языческой Литве сперва гостями Звались, кроясь в лесах и в земле с имуществом. Потому сегодня в тех странах деньги, в полях Закопанные, находят в заросших пашнях. Король Локетек, когда границы с Литвой успокоил, С их помощью уже смело думал начать войну. Желая крестоносцев безбожных и их приспешников Мазуров, чехов разъединить от презрительных строев. Мазовше поразорял, Плоцк взял, мстя за оскорбления, Ибо их князь был с крестоносцами заодно. Чехов также, саксонцев бедняг часто устрашал И жеребцов смекалистых орденских в Поморье теребил. Потом Гедимин послал войско свое С Давидом, своим гетманом, охотным к оружию. [161v] Так саксонских князей и маркграфство поразорял, Бранденбург, Франкфурт с городами, весями выкурил. Полтораста деревень, столько же костелов сожгли, Монастыря четыре Литва-язычники, поразоряли, Где одна монашка, желая в чистоте остаться, Литовца, который ее хотел, хитро обманула, говоря: «Если меня девственности лишишь и, кость из головы Вынув, будешь ее носить, то будешь всегда здоровым». Вырезал ее, затем от раны того же дня умря, Узнал в ней хитрость, достоинство знаменитое. Локетек, после этой службы Литву одарив, Отправил их домой, конвоиров приставив. Но им Давид, гетман, в Мазовше идти советовал, По которому шел со своими силами, добычу большую провозил. Показался какой-то Анджей, мазур, шляхтич законный, Видя своей родины этот упадок кровавый, Затерялся среди Литвы каквторой Сцевола, И утопил в Давиде рогатину длинную, Упал в шатре, ручьем кипящим кровь пенится, И мазур среди войска бежал на вороном. Литва ajmonis кричит, ах, dziewie Wiespocie. Так возвращались домой в невыносимых хлопотах. Ибо этот Давид самым большим господином был тогда в Литве. И победителем удачным в каждой битве. Ольгердову Марию, княжну, имел за собой, Которую так во вдовьем состоянии оставил, в трауре. Но на другойгод Литва закипела, В маркграфские земли снова мощь свою двинула, [162] Которыеогнем и мечом сурово завоевали, Франкфорд над Одрой вокруг с волостью разграбили. Потом поляки с Литвой уже в единстве были, И пограничные люди тоже спокойно жили. Лях в Литве, литовец в Польше нужды справлял,

Казимир тоже литовку Анухну любил. Вторую девку Гедиминовну взял в супружеское состояние для мира Ванько, князь мазовецкий, жестокий и суровый для шляхты и подданных своих, который лигу заключил с крестоносцами, часто на польское королевство набеги совершал. И этот Ванько умер в 1330 году 16 Calеndas Junii, оставив после себя на государстве сына Болеслава от упомянутой литовки Гедиминовны.

Последняя победа и смерть Гедимина и так далее

А немцы в то время Литву из Фридбурка мучили, И волости окрестные наездами грабили, Гедимин с сыновьями, собрав мощьсвою, Осадил Фридбурк, окопы свои троекратно укрепив. И когда на штурм шел, своим мужества прибавляя, И лестницы к стенам с огнем приставляя, Крестоносец его в хребет из ружья смертельно ранил, Упал с лестницы, но, лежа, своими руководил, Чтобы мужественно штурмовали, не переставал просить. И пока город взяли, не дал себя унести. Так Литва, вдохновленная его поведением, Ворвавшись, замок взяли внезапной гибкостью, Немцев высоких посекли, мстя за голову господина, Вздыхал лежа. Душа уж с телом попрощалась, [162v] В приют героев мужественных полетела. Явнуч, Кейстут и Ольгерд, отцовской любовью Взволнованные, говорили над телом со скорбью. «Беда, наш отец, беда» – повторяя, И слезы на пол, смешанные с кровью, падают. Рыцарство и весь служебный состав

войска этого, Видя вождя, так неожиданно убитого, Били в грудь, вознесли плач под облака, Звучат поля от плача, шумит лес широкий.

Погребение Гедимина

Потом, оплакав смерть его печальную, Сделали ему гроб, гербами украшенный, Взял его Кейстут с Ольгердом, с князьями и гетманами, Так его в этот гроб вложили, грустно оплакивая. Потом по обычаю к капищам с ним ехали, И печально победы его перечисляли, Напевая. Немцев в замке взятых, повязанных, Вели и добычу многочисленную. Колонны, коней и оружие, добытые У неприятелей, и оружие, в крови смоченное, И потом коня его ведут, скучающего, В черном одеянии и почти господина оплакивающего. Другие саблю и копья, вниз обращенные, Несли гербы позолоченные великого княжества. Кейстут, Ольгерд и Явнуч шли за телом грустно, Коней оруженосцы вели, приодетые красиво. Когда пришли туда, где в Вилию Вильна мутная впадает, Сразу костер смольной из сосны люди сложили. [163] Гремит от топоров лес большой, высокие дубы Трещат, когда их собственные раздирают клины. Вложено тело со слугой, сконем, с борзой, с соколом Потом саблю, колчан с цепью золотой, Как был обычай. И со всех сторон куча подожжена, Треск, шум, когда огонь сил набрал, сжигая все страстно. Небо черное пламя и дым почти закрыли, От чада весь воздух затмился. Около капища рыцарство на конях скачет, Другие дрова сухие в костер внимательно метают. Землю и оружие кропят грустными слезами, В небо плач мужей уходит с громкими трубами. Другие оружие и мечи, панцири, добытые У неприятелей, на костры разожженные метают. Волов убитых жгут и свиней щетинистых, И трех пленных, одетых в одежду золотистую, В огонь живых бросили, как обычай старый велел Совершать погребения и богам жертвы. Монтвид, Наримунт, Ольгерд, Кейстут, Любарт, Явнуч, Кориат стояли рядом и грустно плакали О смерти отца милого, потом пепел собрали И в урну дубовую его с почестями спрятали,[163v] И еще при жизни разделил своих сыновей, Монтвид с Керновом взял слонимские края, Наримунт пинские, Кейстут Троки со Жмудью держал, Ольгерд Крево, а с женой и Витебск получил, Кориат Новогродским князем по дележу стал, Любарту с женой.дана Волынь с Луцком и Владимиром Явнуч князем литовским великим В Вильне на столице сел с начальством всяческим. [164]

Явнуч Гедиминович, великий князь литовский, и Кейстут, князь жмудский, братья. 1321 г

Явнуч, которого отец больше всех любил, Этот в Вильне столицей великих князей овладел А другие братья в удельных княжествах жили, Однако ему, Явнучу, как старшему, служили. Прусским крестоносцам общей мощью оборонялись, И мужественно, отчизну свою стерегя, громили, Кейстут на озере замок, Троки новые, Построил, жмудскую столицу, видя место здоровое, И всем княжеством жмудским в новых Троках правил, Других дела его наместник в Ковне судил. С комтурами прусскими часто имел склоки, Подавляя их жадные наезды на жмудские волости.

О браке Кейстута летописец русский так речь вел: «Когда, – говорит, – правил Кейстут на Троках и в Жмуди, услышал, что на Полонге или на Полонке была девушка у некого большого литовского господина очень гладкая, по имени Бирута, которая богам своим по обычаю языческому пообещала хранить чистоту аж до смерти. Отсюда сама была прославляема людьми, как богиня. И приехал к ней сам князь Кейстут, и понравилась ему, потому что была гладкая и достаточно мудрая. Там ее просил, дабы ему была женой, она это позволить не могла и отказывала до самой смерти. Но Кейстут, усилившись, взял ее мощью из этого места и проводил ее с большими почестями до столицы своей, Новые Троки, и, оповестив братьев своих, [164v] устроил свадьбу и Бируту взял себе женой, от которой потом имел Витольта и других сыновей, как о том будет ниже».

Ольгерд Гедиминович, великий князь литовский и витебский, в году 1327

Явнуч, хоть великим князем другими признанный, Но не вполне имел в голове сложенный ум, Ум, которым правление хорошее монарх составляет, В войне, в мире, совет прибавляет вождю. Был как нарисованный, только форму знать было, Чем от отцовских деяний и правления убыло. Но Кейстут с Ольгердом, те дружили, И отца в трудах, в мужестве ни капли не предавали. И те два, будучи самыми деятельными над всеми И к правлению в княжестве достойнейшими, Сговорились, как Явнуча сбросить с государства, Обещая ему показать общее мужество. После этого Ольгерд в Витебск к жене отъехал, Но Кейстут всяческие интриги не бросил. И, когда Феб уже в море коней уводил пахнущих, И ночь успокоила людей, от трудов отдыхающих, Князь Кейстут под Вильно приехал, увидев свое время, Замка оба занял, а Явнуч убежал в лес Между гор, выпрыгнув из ложа, Там ноги отморозил, что даже кожа слезла. Нашли его солдаты, а он в крови лежит, Дрожа, голова его от страха и от холода ежится. [165] Приведен был к Кейстуту, содержался под стражей, В тюрьме, ибо не всегда братишки уважают. Кейстут послал к брату Ольгерду, давая знать, Что Вильно взял хитростью, силу прибавив. Вскоре Ольгерд приехал, там же увидел Искренность, любовь, когда брат брата своим счастьем одарить изволил. Кейстут Ольгерду Вильно отдавал искренне, Младший старшему желая высшего достоинства, Ольгерд не хотел, говоря: бог дал княжество тебе. Потом оно при Ольгердовом осталось человеке. Любовь, искренность лучший среди всего клад богатый, Покажи мне сегодня любезность такую между братьев. Видишь в Литве любовь, достоинство, благородство, мужество, Брат брату от сердца дает княжество, хоть тот ине хотел. Благородство все это вызвало и правда святая, Которая Литву издавна, как и сегодня, украшала. Кейстута, когда Вильно взял, имеешь вдруг Улиссисом, И государством Орестес тебе, искренней Пиладеса. Ольгерд в марсовом оружии мстит за отца мужественно, Убил крестоносцев, увел из Пруссии плен и добычу. С Кейстутом в государстве в разбое равную долю имели, А Явнучу из милости край заславский дали. Маркграфство бранденбургское Ольгерд потом разорял, Над Одрой во Франкфурте весь край выкурил. Торунь сжег, а потом над Двиной Лифляндских крестоносцев справедливо побил.[165v]