Об этом нельзя забывать:Рассказы, очерки, памфлеты, пьесы

Галан Ярослав Александрович

Петерсон-. Клянетесь? Тогда вы тоже как будто бы кля­лись. Кто после этого поверит вам? Кстати, вы в данную минуту на службе?

Боб. Нет, сэр. Я дежурил вчера.

Петерсон. Жаль. Я бы вас сразу отправил на гаупт­вахту. Ступайте проспитесь, сержант!

Боб. Сэр, с вами говорит американский солдат! К чер­товой матери, я не потому воевал за демократию, чтобы теперь первая встречная тыловая крыса плевала мне в морду!

Петерсон. О-о! Вот до чего мы дожили с вами, сержант Боб Фобер!.. Бактерии начинают действовать. Ваше оружие, сержант!

Боб

быстро отстегивает кобуру с револьвером и через всю сцену бросает его на стол.

Том!

Входит Том.

Вы арестованы, сержант! (Тому.) Пусть дежурный отведет его на гауптвахту! (Бобу.) Там у вас будет время немного глуб­же подумать о том, что такое наша демократия.

Боб. Боюсь, что я тогда прокляну ее вместе с вами!.. Петерсон. Молчать! Смирно! Налево, кругом! Шагом марш!..

Боб стоит секунду спиной к Петерсону, потом быстро уходит. Том идет за ним. Петерсон явно взволнован. Он хочет - куда-то звонить. Но тут же кладет трубку. Подумав, он подходит к дверям и широко распахивает их.

Макаров!

Входит Андрей.

Том. снимите с него наручники.

Том снимает наручники и уходит.

Садитесь, Макаров!

Андрей не трогается с места.

Я вас просил сесть.

Андрей. Слишком много чести, сэр.

Петерсон. Что ж, ваша воля. (Подходит к елке и долго покачивает серебряного ангелочка.) Послезавтра в десять часов утра вас будет судить военный трибунал.

Андрей. Мне уже сказали.

Петерсон. Через двадцать четыре часа приговор будет приведен в исполнение.

Андрей молчит.

Свидетели уже сказали свое слово, и их больше не будут слушать. Вся процедура будет сокращена до минимума. У вас только один выход: чистосердечно заявить: «Да, это я убил». Почему же вы молчите?

Андрей. Я уже сказал, и не только я. .

Петерсон. Ах, вы об этой девушке из газеты? Не сове­тую вам рассчитывать на ее помощь. Вы в наших руках, Макаров.

Андрей. Это я знаю, сэр... Только одного я не знаю: зачем вы вызвали меня?

Петерсон. Во всяком случае не для того, чтобы попро­щаться с вами. Я хочу дать вам, Макаров, еще один шанс.

Андрей. Я слушаю.

Петерсон. Мне известно, что вы занимались здесь агитацией за возвращение перемещенных лиц на родину и что вы предприняли по этому поводу ряд конкретных мер.

Андрей (подняв голову.) Ах, вот что!..

Петерсон. Я также знаю, что вы за нашей спиной составили список желающих вернуться и собрали какое-то количество подписей. Это так?

Андрей. Я не знаю закона, который запрещал бы де­лать это, сэр.

Петерсон. Кроме писаных, есть еще неписаные за­коны, мой дорогой Макаров. Опираясь на эти неписаные за­коны, я могу раздавить вас, как червяка.

Пущенный рукой Петерсона серебряный ангелочек затанцевал на елке. Петерсон подходит к столу и прячет в ящик револьвер Боба.

Андрей. Я уже убедился в этом,

сэр.

Петерсон. Тем лучше. Итак, можем сыграть с вами в открытые карты. Куда вы дели этот список, Макаров?

Андрей. Список?! Значит, не нашли, не нашли...

Петерсон. Что вы хотите этим сказать?

Андрей. Я хочу сказать, что вы не нашли его, напрасно только убили Анну.

Петерсон. Макаров!.. Я вам не советую перетягивать струну. Она и так уже натянута вами до отказа. Еще раз спра­шиваю: где список?

Пауза.

Я вас последний раз спрашиваю.

Макаров. Он в Мюнхене.

Петерсон (ударив кулаком по столу). Врете!

Андрей. Я... отправил его в советскую миссию.

Петерсон. Каким путем? Когда?

Андрей. За несколько часов до смерти Анны.

Петерсон. Проклятие!.. Если это правда, Макаров, то я не дал бы и ломаного цента за вашу жизнь.

Андрей. А я вас и не прошу. Теперь я знаю по крайней мере, за что гибну.

Петерсон (смотрит на Андрея, точно впервые в жизни видит его). Интересно! За что же?

Андрей. За то, за что погибла Анна, за то, за что под Севастополем погибла моя рота, за то, за что пошли на элек­трический стул Сакко и Ванцетти!

Петерсон. Вы ошибаетесь, Макаров! Дело обстоит гораздо хуже. Вы пойдете на виселицу, но только... за грабеж и убийство перемещенки Анны Робчук.

Андрей. Нет, майор! В это уже никто не поверит. Даже палач.

Петерсон. Опять этот тон, Макаров! Макаров!! Завтра я пошлю вам местные газеты. В них вы прочтете подробные описания совершенного вами преступления. А вашего голоса никто не услышит. От вас отвернутся даже те, кто верил вам.

Андрей. Говорите... отвернутся?

Петерсон. Они уже отвернулись от вас, Андрей Ма­каров.

Том высунул голову из двери.

Кто там? Пусть подождет!

Голова Тома исчезла.

Подумайте, Макаров, вы не будете числиться ни в списках убитых, ни в списках пропавших без вести. Короткое время вы будете жить в памяти людей, как грабитель и убийца, а потом и об этом забудут. И тут и там — на вашей родине. Не суждена вам доля ни Сакко, ни Ванцетти, Андрей Мака­ров... За тех была пресса, литература, массы, вы же будете один как перст, за это я вам ручаюсь. Одиноко сойдете в мо­гилу и только позор оставите после себя.

Андрей (провел кулаком по лбу). Только позор...

Петерсон. Я вам напомнил о вашем последнем шансе. Я могу использовать кое-какие... так сказать... пробелы в об­винительном материале и приостановить дело. Но у меня дол­жна быть гарантия, что в будущем не придется больше во­зиться с вами, Макаров. И помните, это ваш последний шанс.

Андрей. Говорите, сэр!..

Петерсон. Я немногого от вас потребую. Напишите коротенькое заявление в лагерную газету: «Я, такой-то... оп­ровергаю слухи, будто бы я пытался вернуться в СССР и под­бивал к этому других перемещенцев. Я противник коммунизма и как таковой осуждаю политику, проводимую нынешними правителями моей родины». Все!