Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
Шрифт:
У Анненкова события развиваются так: уже на следующий день после встречи у Руманова он узнает из газет про постановление ЦК о Зощенко и Ахматовой (цитаты из него занимают несколько страниц). Далее следует заявление:
«Мне этого было достаточно, чтобы при новой встрече с Эренбургом в гостинице на улице Бак спросить его, что он теперь скажет об Ахматовой? Эренбург недружелюбно взглянул на меня и заявил, что он ничего не скажет, так как еще „недостаточно осведомлен“».
Подведем итог. Встреча у Руманова, несомненно, произошла до 21 августа 1946 года, когда советская печать опубликовала постановление о журналах «Звезда» и «Ленинград». После этой встречи Симонов еще побывал на юге Франции, а в конце августа уже вернулся в Москву и участвовал в разных мероприятиях в связи с оным постановлением. Эренбург вернулся в Москву лишь в октябре: он путешествовал, ездил в Лион и Тур, две недели жил у друзей в Рошфор-сюр-Луар, потом в Вувре узнал о постановлении ЦК, после чего вернулся в Париж — там и проверял его по советским газетам. Анненков в эту пору мог его видеть и позлорадствовать, а в ответ получить резкость. Но фразы мемуаристов «на следующий день» или «через несколько дней» — вымысел. Приписать Эренбургу какой-либо выпад против Ахматовой было все же совестно, хотя, допускаю, — и хотелось. Мелкие же несообразности (Одоевцева спутала «Пор» и «Пон» в названии гостиницы; Софиев, правильно назвав
После августа 1946 года Ахматова держалась с потрясавшим людей достоинством. Она сторонилась визитеров, боясь принести им неприятности. Но Эренбург навестил ее в первый же приезд в Ленинград: «У Анны Андреевны я был в 1947 году. В маленькой комнате, где висел ее портрет работы Модильяни, она сидела, как всегда печальная и величественная; читала Горация. Несчастья рушились на нее, как обвалы, и нужна была необычайная душевная сила, чтобы сохранить достоинство, внешнее спокойствие, гордость в хорошем смысле этого слова» [1271] . Когда в 1948-м Эренбург был в Киеве, на вопрос его давней подруги: «Как Ахматова?» он ответил: «Анна Андреевна — умнейшая женщина» [1272] .
1271
ЛГЖ. Т. 3. С. 42.
1272
Запись беседы с Б. А. Букиник (Киев, 1976).
19 января 1951 года, после публикации в «Огоньке» стихов, обращенных к Сталину, Ахматова была восстановлена в правах члена Союза писателей [1273] . 13 марта «Литературная газета» под заголовком «Во имя защиты мира» опубликовала ответ советских писателей писателям французским — Арагону, Элюару, Триоле, Веркору и др., которые тоже выступали за мир; впервые после долгого перерыва Ахматову «удостоили чести» подписать это письмо наряду с Бабаевским, Бубенновым, Виртой, Грибачевым, Михалковым, Первенцевым и Софроновым (справедливости ради отметим, что этой же «чести» были удостоены писатели Исаакян, Казакевич, Маршак, Панова, Твардовский, Федин; Эренбург, конечно, тоже). А в конце мая в Москве Ахматову настиг первый инфаркт. В. Е. Ардов писал ей в больницу 30 мая: «О Вашем здоровье справляются все. Вчера звонил Эренбург и велел Вам кланяться…» [1274] . И до инфаркта, и после выздоровления в свои частые московские наезды Ахматова бывает у Эренбургов — и в московской квартире, и на даче. Художница А. В. Любимова записала рассказ А. А. о том, как она в 1952 году в гостях у Эренбургов слушала Д. Н. Журавлева, читавшего «Шинель» [1275] .
1273
См. выписку из постановления Президиума ССП: Черных В. А.Летопись жизни и творчества Анны Ахматовой: 1889–1966. М., 2008. С. 447.
1274
Там же. Ед. хр. 708. Л. 2.
1275
Анне Ахматовой. Л., 1990. С. 253. Д. Н. Журавлев на мой запрос об этом вечере у Эренбургов ответил, что, увы, его память не сохранила никаких подробностей. Отмечу еще воспоминания ахматовской соседки по квартире, записавшей рассказ о том, как, навещая Эренбургов, А. А. с наслаждением ела у них луковый суп (Там же. С. 293).
Известно, что Ахматова не хранила подаренных ей книг [1276] , легко с ними расставалась, поэтому сведения об автографах ей Эренбурга неполны. В записной книжке И. Г. за 1948 год сохранился список рассылки первого издания романа «Буря», открывающийся литерами «И. В.» [1277] . После имен должностных лиц Союза писателей следуют ленинградцы — «Говорову, Ахматовой» [1278] (удивительное для 1948 года, но характерное для Эренбурга сочетание маршала и опального поэта на фоне сугубо конформистского начала списка!). Критики тогда нападали на автора «Бури», обвиняя его в отсутствии патриотизма [1279] ; их остановило лишь присуждение роману Сталинской премии. Среди поздравлений, полученных Эренбургом, была и телеграмма Ахматовой: «19 апреля 1948 г. Поздравляю премией радуюсь большому успеху Бури. Ахматова» [1280] . С. А. Сомова свидетельствовала:
1276
Это относится и к письмам; в связи с письмами Лозинского А. А. заметила: «Оригиналы большинства из них погибли у меня, потому что все, что у меня, неизбежно гибнет» (ЗКА. С. 708).
1277
Это была общепринятая традиция — все известные писатели (от Пастернака до Шолохова) подносили свои книги Сталину; начиная с 1933 г. так поступал и Эренбург.
1278
РГАЛИ. Ф. 1204. Оп. 2. Ед. хр. 399. Л. 2. И. Н. Пунина сообщила мне 14 марта 1986 г., что «Буря» у Ахматовой не сохранилась, но она помнит, что надпись на одной из подаренных ей Эренбургом и передаренных кому-то книг А. А. переписала себе на листок и хранила.
1279
См., например: Шкерин М.О романе Ильи Эренбурга «Буря» // Октябрь. 1948. № 1. С. 183–191.
1280
П3. С. 243.
«Я помню, как вскоре после войны, вероятно, на Ордынке у Ардовых Анна Андреевна читала эренбурговскую песенку „Маки“ — „Мы жить с тобою рады, / Но наш удел таков, / Что умереть нам надо / До ранних петухов. // Другие встретят солнце / И будут петь и пить, / И может быть, не вспомнят, / Как нам хотелось жить“. Эти стихи Ахматова знала наизусть» [1281] .
Речь идет о «Французской песне» из «Бури».
Значительная часть довоенной библиотеки Эренбурга осталась в Париже; вернувшись в Москву, он заново собрал многое из утраченного, в частности — большинство сборников Ахматовой, включая столь редкий «Вечер». Были
1281
Письмо к автору 26 февраля 1985 г.
1282
В этом сборнике (архив автора) 71 стихотворение; неопубликованные — с указанием, кто сообщил их текст (Ахматова, Алигер, Берггольц и т. д.). Скорее всего, сборник подарен Эренбургу А. К. Тарасенковым. Н. И. Крайнева и Р. Д. Тименчик обнаружили в нем среди прочих более 10 карандашных поправок рукой Ахматовой — Эренбург ей сборник показывал. Отметим также, что, когда в 1963 г. Ахматова составила список тех, кому она хотела показать окончательный текст «Поэмы без героя», наряду с Вс. Ивановым и Солженицыным в него был включен и Эренбург (ЗКА. С. 279).
Приведем еще две телеграммы Ахматовой Эренбургу той эпохи:
27 января 1951 года по случаю шестидесятилетия: «Дорогой Илья Григорьевич примите самое искреннее поздравление от современницы и читательницы. Анна Ахматова» [1283] .
22 декабря 1952 года по случаю присуждения международной Сталинской премии «За укрепление мира между народами»: «Примите мои поздравления и пожелания здоровья и сил для Вашей прекрасной деятельности в борьбе за мир. Сердечный привет Ахматова» [1284] .
1283
П3. С. 262.
1284
Там же. С. 279.
Отметим, что эта телеграмма была отправлена не домой Эренбургу, а в Союз советских писателей на улицу Воровского. В те дни А. А. была в Москве и, должно быть, знала, что Эренбург в Вене; но, будь повод для телеграммы личный, она направила бы ее домой И. Г. — Любовь Михайловна, с которой у нее были дружеские отношения, находилась в Москве. Однако здесь был особый случай — слухи об арестах врачей-евреев уже ходили, и политическая подоплека этой награды проницательным людям была понятна. В такой ситуации телеграмма приобретала отнюдь не личный характер [1285] .
1285
В условиях развернувшейся антисемитской кампании награда Эренбургу носила характер откровенной ширмы; Эренбург этим был подавлен. Обо всем комплексе обстоятельств тех дней см.: ЛГЖ. Т. 3. С. 274–278; и комментарии: Там же. С. 484–486.
С весны 1953 года начинается новый период взаимоотношений Эренбурга и Ахматовой — оттепельный. Если круг постоянных общений Эренбурга по существу мало меняется (он был скорее закрытым человеком и монологистом), то у Ахматовой этот круг постепенно становится очень обширным (особенно в Москве) — ее навещает теперь масса людей, многие новые знакомые становятся постоянными гостями и собеседниками. Редкие старые знакомцы как бы теряют былую значимость на новом фоне. Впрочем, на умеренную интенсивность контактов с Эренбургом это не влияет.
1 мая 1953 года Л. К. Чуковская записывает, что Ахматова рассказывала о поездке на дачу к Эренбургам в Новый Иерусалим [1286] . В декабре 1954 года, во время Второго съезда писателей, Ахматова и Эренбург, его делегаты, встречались не раз — говорили они не только в кулуарах съезда и не только о литературных делах [1287] . В качестве депутата Верховного Совета СССР Эренбург принял участие в хлопотах по освобождению из заключения сына Ахматовой Л. Н. Гумилева. Э. Г. Герштейн рассказывала, как она провожала Ахматову к Эренбургу, как обсуждались детали предстоящего разговора [1288] . В начале января 1955 года Эренбург сообщил Ахматовой, что направил официальное письмо Н. С. Хрущеву с ходатайством об освобождении Л. Н. Гумилева [1289] . В подневных записях литературного секретаря Эренбурга Л. А. Зониной 30 января 1955-го записано: «Ахматова» [1290] , — видимо, А. А. справлялась, нет ли ответа на письмо Эренбурга.
1286
Чуковская Л.Записки об Анне Ахматовой: В 3 тт. Т. 2. М., 1997. С. 61.
1287
Один из этих эпизодов (с Городецким, Шварцем и Эренбургом), который Ахматова любила рассказывать, см.: Чуковская Л.Указ. соч. Т. 2. С. 106. Ср.: Ардов М.Указ. соч. С. 241. М. Довлатова вспоминала, как в Кремле во время антракта на заключительном банкете к Ахматовой «подошел Эренбург и они так приветливо раскланялись и разговорились. Ну, тут наступил для фотографа светлый праздник: он щелкал их со всех сторон, щелкал до тех пор, пока Эренбург не повернул к нему злое, сердитое лицо. Тогда фотограф щелкнул его в полный анфас и исчез ликующий» (Ольга Форш в воспоминаниях современников. Л., 1974. С. 300).
1288
Запись беседы с Э. Г. Герштейн 3 апреля 1985 г.
1289
Там же.
1290
РГАПИ. Ф. 1204. Оп. 2. Ед. хр. 404. Л. 5.
«Прошел январь, февраль, март — ответа не было, — вспоминала Герштейн. — Молчание Хрущева Эренбург принял как знак немилости к себе. Анне Андреевне говорить с Ильей Григорьевичем на эту тему было невозможно. Весной по совету бывалых людей я пошла в Приемную Главной Военной Прокуратуры справиться, не переслано ли туда письмо Эренбурга из секретариата Хрущева. У меня была доверенность Ахматовой… Через месяц я получила ответ: „Да. Поступило. Оно взято под особый контроль“» [1291] .
1291
Russian Literature Triquarterly. 1975. № 13. P. 649. Там же Герштейн вспоминает о редком такте Ахматовой (живя в Москве, она должна была отправлять посылки сыну из Подмосковья; однажды Ахматова собралась на дачу к Эренбургам, и Герштейн посоветовала ей отправить посылку оттуда — «она посмотрела на меня с ужасом: это было бы величайшей бестактностью по отношению к Илье Григорьевичу» — р. 646).