Объект подлежит уничтожению
Шрифт:
Произносит эти слова с таким напором, что это напряжение почти осязаемо. Странно осознавать, что человек под воздействием чипа способен одной интонацией вызывать подобные чувства. Жаклин внешне — воплощение канона. Но вот с эмоциональной составляющей… У меня уже не раз возникал вопрос, как ей удаётся держать непроницаемый образ, но при этом оставаться настолько токсичной, вызывать отвращение. Высокомерие стало неотъемлимой частью её образа. И как бы Рид не скрывала истинную сущность — она всегда проскальзывает наружу, через все эти слои спокойствия и соответствия. Сейчас я понимаю, что и она не идеальна. Пусть система создала картинку, но за
— Надеюсь, объект, Вы не забудете отправить подтверждение вовремя. И… — задержав взгляд на лице Итана, она вновь оборачивается ко мне. — Вам повезло работать под руководством 2092. Пользуйтесь моментом. Будет жаль, если во время контроля вас снова переведут.
И пока я, задержав дыхание, стараюсь удержаться от комментария, Жаклин подходит ближе, поправляя воротник моего халата, а после разворачивается и уходит. Я же ощущаю, как тело мгновенно парализовало, не позволяя мне сделать даже шаг. Этот жест с её стороны выбил меня из колеи. Совершенно непозволительный, нарушающий личные границы. Конечности холодеют от понимания, насколько близко мы оказались к провалу. Ведь там, под белоснежным материалом лишь топ. А на теле свидетельства нарушения всех законов нашего мира. Кожа хранит аромат 2092, отпечатки его пальцев. В тех местах, где он прикасался ко мне, навсегда остались неуловимые следы. Я его. И это невозможно стереть, смыть водой. Потому что это гораздо глубже. Из оцепенения меня выводит тихий голос Эванса:
— Заходи в лифт.
Ещё раз оборачиваюсь, но не замечаю Рид в поле зрения. И когда створки отъезжают, быстро вхожу в зеркальную кабину. Стараюсь поскорее скрыться от всего того стресса, который преследовал меня от двери жилого отсека и до лифта лабораторий. Только когда за нами закрылись дверцы, я тут же оказываюсь в спасительных объятиях Итана. Наконец-то обретаю способность снова дышать. Тридцать секунд, двадцать…Продолжая обнимать меня, он шепчет на ухо успокаивающие слова, пытается убедить меня в том, что мы обязательно что-то придумаем. И каждое его слово до боли отражается во мне эхом. Я не знаю, что можно придумать, нет ни одного варианта в моей голове. Но надеюсь, что Эванс сможет найти выход. У него ведь всегда есть план.
Смена проходит как в тумане, я вздрагиваю от каждого звука. Паранойя не покидает ни на секунду. Мне до сих пор кажется, что Жаклин знает гораздо больше, чем показывает. Ведь мы всего лишь объекты наблюдения под стеклянным куполом, из которого нет выхода. Машинально поправляю воротник, вспоминая недавний инцидент. Меня не покидает ощущение, что о «нас» и так давно всем известно. Что в какой-то момент всё закончится. Нас подпустят к разгадке, позволят ощутить какую-то надежду на свободу — а после уничтожат в шаге от этой долгожданной независимости. Ломая хрупкие мечты на освобождение и на нашем примере показывая остальным, что система всесильна, что против неё не возможно идти. Осознание больно режет мысли.
Сегодня очередной день пробуждения. Процедура мне уже знакома, и я действую практически на автомате. Проверить обеспечение и показатели плода, ввести в программу код и просто следить за тем, как лаборанты вскрывают капсулы, доставая из пузырей младенцев. Сегодня ряды объектов пополнили десять новых детей. Каждый раз, когда жидкость потоком стекает в желоб, меня накрывает
Хорошо, что эта смена обошлась без происшествий, и все дети появились на свет без лишних проблем. Ещё одного потрясения я бы просто не вынесла. Когда новопробудившихся уложили в прозрачные поддоны, увозя в следующую лабораторию, я проводила их взглядом.
Маленькие, беспомощные и беззащитные. Ещё не тронутые чипом. Плачущие комочки, которые в дальнейшем вырастут новыми членами города. Как сложится их судьба? Будут ли среди них такие же повреждённые? Сколько глупых меток появится в их личных делах? И будут ли те, кто однажды осознает, что идеалы, привитые социумом, совершенно не правильные…
— Объект, мы закончили. Возвращаемся.
Итан задумчиво смотрит на меня. И несколько раз моргнув, я отбрасываю ненужные мысли, разворачиваясь к выходу из зоны инкубатора. Лаборанты промывают капсулы, увозя оборудование на технический осмотр. И позже, вернут обратно, чтобы под прозрачной крышкой выросло новое поколение заключённых.
Последний пункт в ежедневном плане завершен. И когда мы отказываемся в безопасной зоне, Эванс подходит ближе, всматриваясь в моё лицо.
— Как ты себя чувствуешь?
С лёгким непониманием поднимаю взгляд.
— Нормально. А что?
— Ты просто какая-то слишком… — на секунду он останавливается, подбирая слова. — Слишком задумчивая.
— Да так… Просто думала о том, что будет. С этими детьми, с нами. Как теперь быть, Итан?
Ощущаю лёгкое прикосновение к пальцам. Как же латекс раздражает. Мне не нравится эта преграда между нами. Поэтому быстро стягиваю перчатки, отбрасывая их на столешницу и переплетая наши пальцы. Кожа к коже, чтобы чувствовать его тепло.
— У нас есть немного времени. Мне необходима твоя помощь.
И снова эта решительность. Меня всегда поражало в Эвансе то, что он не сдаётся. В отличие от меня он не теряется, ищет выход. И это даёт мне стимул бороться. Вместе.
— Хорошо, что я должна делать?
— Слушай внимательно! Я хочу подключить блокер к камере твоего отсека. Пустим трансляцию, и тогда тебя не смогут отслеживать. После смены ты вернёшься в свою комнату. А после отбоя — придешь ко мне.
Он говорит это смело и так просто, будто это совершенно обыденное действие.
— А как же камеры в коридоре?
Внезапно меня осенило. Почему раньше я не подумала об этом?
— Итан, подожди. Допустим, вчера нам удалось остаться незамеченными, потому, что в твоём отсеке трансляция. Но почему тогда меня не засекли камеры в коридоре?
Он задумчиво проводит пальцами по щетине и сразу же вводит код, открывая доступ на мониторе и прокручивая в записи камер вчерашний вечер. Вот мы возвращаемся в свои комнаты. Какое-то время на экране ничего не происходит. А после, замечаю знакомую фигуру, и вдоль позвоночника снова проходит холод. 2007 проходит мимо, на секунду остановившись у моей двери. Бросает взгляд на объектив и следует дальше. Но почему-то сейчас я снова убеждаюсь в том, что мои догадки верны. Это он напал на меня. И вдруг запись прерывается. Абсолютно черный экран. Эванс отходит в сторону, демонстрируя отсутствие изображения. Как и в случае с прошлыми нападениями — камеры отключены.