Оберон - 24. Последние приключения перед школой.
Шрифт:
– Маленький мой! – растроганно сказала Катя, вытирая меня насухо.
– Папа сказал, что, если в следующий раз я что-нибудь наделаю в рейде, он отдаст меня в детский сад, в подготовительную группу, - грустно сказал я, уткнувшись носом в плечо Кати.
– Ты уже знаешь, куда мы идём?
– Нет, - отрицательно мотнул я мокрыми волосами.
– Куда-то в Древнюю Грецию. – вздохнула Катя, вынося меня из ванной, - Одевайся, пошли пить чай.
Глава вторая.
…Зачем только я сказал, что мне двенадцать лет?! Все десятилетки побежали на море, купаться, а нас отправили в палестру, заниматься гимнастикой.
Здесь мы бегали, прыгали и занимались борьбой. Хорошо бегать нагишом, а вот бороться!
Попробуйте ухватить голого потного мальчишку, который выскальзывает из рук!
Знаете, греко-римскую борьбу? А здесь греческая борьба, то есть всё, чему я учился, всякие подножки и приёмы, запрещены, разрешены лишь силовые захваты и броски.
То есть, именно то, что мне не удавалось никогда. Зрители, расположившиеся в прохладных портиках, посмеивались надо мной, маленьким, худощавым и костлявым, непонятно как оказавшимся среди мускулистых мальчиков.
Зрители были довольно взрослыми мужчинами, приходившими посмотреть на спортивные игры мальчиков, подбодрить своих фаворитов. Понятно, что я не был в числе фаворитов ни у одного из мужчин, не то что мой товарищ, Трофим. Интересно, что его имя значило, «питомец».
Может быть, меня посадили бы к десятилеткам, если бы не моя опекунша, Климена. Она имела в городе немалый вес, была богатой и умной женщиной. Я так и не понял, был у неё муж, или нет, но дочка была, звали малышку Ия, она сильно ко мне привязалась, я тоже баловал её, когда возвращался из школы, измученный риторикой, грамматикой и математикой. Причём все тетрадки были глиняными, абак тоже не очень лёгкий, ещё мешочек с камешками…
И не смоешься никуда, водил меня в школу и из школы педагог, немолодой молчаливый раб. Мешок с моими тетрадками он носил вместо меня, зато у него была в руках палка, которой он, якобы, защищал меня от разбойников. На самом деле этой палкой он направлял мои стопы в школу вместо пляжа, в палестру и домой. Иногда я задумывался, кто из нас раб, особенно сейчас, в густую жару, когда я бегал по знойной площадке, а мой педагог сидел в тени портика, беседуя с другими педагогами.
– Я тебя, Трофим, на берегу, только так уделаю! – грозился я, в очередной раз вставая с пыльной площадки. Трофим только усмехался, снова легко укладывая меня на обе лопатки.
Мне надоело это издевательство, я вскочил и побежал от него. Трофим кинулся за мной, смеясь.
Догнав, он взвалил меня на плечо и понёс опять на борцовскую площадку.
– Трофим! – взмолился я, - перестань, я и так весь в синяках! Отнеси меня на берег! Остыть хочу.
– Ты думаешь, я не хочу? Надо упросить учителя Иллариона, чтобы провёл соревнования по плаванию. Ты хорошо плаваешь, Антоний?
– Конечно! – ответил я, сосиской свисая с широкого плеча друга.
– Отдохнул? Давай ещё поборемся, и сбегаем на море.
– Тебе хорошо, а мой педагог опять отведёт меня домой.
– А ты отпросись у своей матушки.
– Матушка попросит посидеть с Ией.
– Возьми сестрёнку с собой.
– Можно попробовать, эта жара уже совсем невыносима! Я скажу, что у меня мозги расплавились.
– Вот-вот! Заодно поборешься со мной своим методом.
– Я лучше вон, с Зосимой, или Ксанфом. Учителя не зря назвали весельчаком, что поставил меня в пару с тобой, Трофим.
Закончив занятия, мы начали чистить друг друга скребками от пыли и грязи.
Я пыхтел и возмущался тем, что педагоги могли спокойно отвести нас на море, где мы могли бы хорошо помыться.
– Дело педагога отвести нас в школу, и привести обратно, а там уже родители решают, что ребёнку делать, - говорил мне прописные истины Трофим. Зосима и Ксанф тоже дружили с нами, мы жили в одном районе города и всегда ходили вместе.
– Я попробую отпроситься, - решил я, - учусь я неплохо, недавно рассказал Климене про пифагорейцев, ей понравилось. Помнишь, Илларион рассказывал?
– Помню что-то. Так ты отпросишься?
– Попробую. Если что, возьму сестрёнку с собой. Она хорошая, послушная, хлопот с ней не будет.
Мы надели хитоны и отправились домой. Солнце стояло ещё высоко, пекло прилично.
Когда мы с педагогом пришли домой, Климена уже была там, распоряжалась насчёт обеда.
– Мама! – обратился я к ней, - разреши мне пойти на море с ребятами.
– По тебе Ия соскучилась, - улыбнулась мне Климена. Моя опекунша была хороша собою, ей было лет двадцать пять, груди были высокие, она даже соски не подкрашивала, настолько красиво они смотрелись в разрезе хитона. Было жарко, Климена не надевала гиматий или хлайну, полупрозрачный хитон почти не скрывал её округлых форм.
– Я возьму её с собой, - решился я.
– Сейчас поедите и можете идти, - смилостивилась Климена.
Нам с Ией немолодая рабыня налила суп, с овощами, зато на настоящем мясном бульоне! Мы получили по лепёшке с мою ладонь, с десяток маслин на двоих и кувшин родниковой воды. В дополнение принесли два куска варёной рыбы.
Ия была маленькой девочкой пяти лет, но аппетит у неё был неплохим, мы кушали почти на равных.
Когда меня привели к Климене, Ия умирала. Меня представили, как сына бога, попросили присмотреть за мной, а я, в благодарность, поставлю малышку на ноги.
Богами в это время никого было не удивить, я легко излечил девочку через контур Силы, даже не поняв, что с ней было, и остался в доме Климены, как приёмный сын.
К счастью, девушка, или, что более применимо к этому времени, благородная женщина, не стала распространяться о моём происхождении, иначе я только и делал бы, что лечил больных и мошенников, тем более, что никто бы не платил, потому что брать плату за такие дела считалось позорным. Умение в эти века нельзя было превращать в ремесло.