Обними меня
Шрифт:
– Девушка, вы сейчас на кота наступили.
– Какой кот?! Вы сумасшедший?
Наверное. Сумасшествие надо было довести до конца, до осознания и принятия. Хотя, кто признается? Признается. Если себе.
Я шёл по больничному коридору. Кот впереди меня. На моём пути встал человек в халате. Это был доктор из моего детства, – вылитый Айболит, – колпак, очки, бородка, через шею стетоскоп.
– Вы к кому?
Я было растерялся, но, увидев кота, входящего в открытую дверь, ткнул пальцем
– Туда.
– «Айболит» обернулся:
– А-а. Вы из «опеки»… Понимаю. Мы вам писали подробный анамнез.
«Айболит» взял меня под руку и повёл к палате, куда зашёл кот:
– Да, она на исходе. Двенадцать лет девочке. Организм истощён донельзя. Мы и «химию» перестали делать. Со дня на день, прости меня Всевышний.
– А-а…
– Делаем всё, что в наших силах. Вы поймите, не всесильны мы. Тем более она к нам поступила из детдома, уже слабенькая. Они же, как снежинки, все тают и тают…Мы весь японский грант практически на одну её потратили. Вы заходите, я сейчас приду…
Палата была небольшая, но светлая. В широком и узком оскале кондиционера развевался полуметровый кусок бинта. На кровати лежала девочка в голубенькой ночнушке. В ногах, свернувшись, сидел кот. Руки и ноги девочки были раскинуты. Точно, как снежинка. Я пододвинул стул на стальных ножках к кровати и подсел к девочке.
– Ну, здравствуй, – я глянул на табличку у неё над головой, – Мехри.
– Здравствуйте… Вы кто? – она слабо улыбнулась, но на огромных глазах это никак не отразилось.
– Я твой дедушка.
– Я вас не видела никогда.
– Ты и не могла видеть. Я жил в другом городе. Теперь, вот, здесь…
– А ты мне привёз что-нибудь?
Я стал рыться в рюкзаке. Помнил, что там должен быть шоколадный батончик. Нашёл!
– Вот, это тебе.
Мехри с трудом протянула руку и взяв сладость, прижала к груди.
– Давай я разверну. Съешь его.
– Нет. Это подарок. Я его сохраню.
– Я к тебе каждый день буду приходить. Не переживай.
Вдруг Мехри неожиданно сказала:
– Дедушка… Обними меня.
Я вскочил, торопливо скинул куртку и обнял ее. Я слышал стук её сердца.
Через некоторое время я оторвался от Мехри и сел на стул. Глаза её были закрыты. В тревоге я стал шарить глазами по стенам в поисках «тревожной кнопки». Тут только опять заметил кота. Тот поднялся с места, выгнул спину, устремив хвост к потолку. Потом уселся на задние лапы и внимательно посмотрел на меня.
– Не волнуйся. Она спит, – раздалось у меня в голове.
Я стал оглядываться по сторонам.
– Да, это я с тобой говорю. Я звучу в твоей голове. И, нет, ты не сумасшедший.
Я потряс головой и растёр щеки ладонями.
– Что ж ты в парке со мной не заговорил? – неуверенно вслух сказал
– Ты же и так понимал меня. Чего говорить? Ты не переживай. Она теперь долго будет спать. В первый раз за долгое время. Ты её отогрел… А она тебя.
– А ты, ты откуда взялся? Почему я?
– Я рядом с рождения твоего. Просто ты не видел. Да я и не нужен был тебе вьявь. А так у всех творческих людей есть какие-то животные. У, по-настоящему творческих. Мы оберегаем вашу психику… Нет, мы ваша муза.
– Муза? Кот?
– Что не так? Это вы придумали, что муза обязательно дева с роскошными волосами и призывными персями. А на самом деле это может быть и паук, и корова, и птица какая. Кому как повезёт. Не вы выбираете. Хотя, если мы у вас есть, значит, уже повезло…
– А что же ты мне не поможешь?
– Ты про слово? – прервал меня кот, – Оно придет. Скоро совсем. Поэтому я и явился тебе на глаза.
В это время в палату вошел «Айболит».
– Кошка… Она уже сто лет в нашем отделении. Она безобидная. Брысь! – махнул рукой доктор.
Кот спрыгнул с кровати и неторопливо пошел к двери. «Ещё увидимся», – прозвучало у меня в голове.
– Она спит. Они сейчас все спят. У них «мертвый час»… Такое ужасное выражение! У них уже биологические часы так работают.
– Да, ужасное выражение. Кто-то неудачно Слово применил. Я завтра еще приду. Можно?
«– Маркуша…
Анна сидела на табуретке за столом в маленькой кухоньке и чистила картошку. Простыня, в которую она была завернута, сползала. Правой рукой она поправляла ткань и снова бралась за нож.
– Маркуша, слышишь меня?
– Да, Анча, вот он я…
В дверях, опершись плечом о косяк, стоял Марк. Босиком, в трусах и ветхой, когда-то бывшей жёлтой футболке.
– Я подала на развод.
Марк вопросительно поднял брови.
– …и это не с тобой связано, – добавила она.
Анна ждала от Марка другой реакции. Ну, хотя бы, проявления радости. Ей вдруг показалось, что ему безразлично, во что выльется её решение. А навязываться ему со своей любовью она не хотела.
– Не с тобой…, – повторила она и сосредоточилась на чистке картофеля.
Марк подошел к ней, обнял со спины и поцеловал в макушку.
– Я с тобой, Анча.
Анна отложила картофелину и нож, потом закрыла лицо руками и стала беззвучно рыдать.
Марк сел напротив и с обречённым вздохом произнёс:
– Только не слёзы, Анчоус. Ты же знаешь, я не выношу слёз. Ты хочешь, чтобы мы поженились? Ну, давай поженимся. Хотя, ты знаешь, как твой брат к этому относится.
– «Ну»?! – Анна оторвала ладони от лица.
– Что? Что не так? Ну, не «ну». Просто, давай поженимся.