Обожествление
Шрифт:
– Тот неназванный герой был Андреем Швитским? – выдохнул холодного воздуха Никита.
– Как ты уже знаешь, он не сумел доставить цветок своему учителю.
– Вместо Ахримана мог быть Баошенгдади с такой же силой… – присвистнул Никита.
– Андрей чувствовал вину перед учителем, и когда через много столетий мировая эссенция была расколота и одна из частиц досталась ему, он незамедлительно преподнес ее Баошенгдади.
– Андрей мог обладать эссенцией жизни? – удивился
– Да, но решил даровать ее учителю.
– Наверное, Баошенгдади был счастлив, – усмехнулся Никита.
– Безусловно, не было частицы, более подходящей ему. Изначально он совсем и не думал присоединяться к Бунту, но понимая, что архангелы изымут у него эссенцию, решился на это.
– Но вроде как в боях почти не участвовал.
– Так и есть, – кивнул Вивальди, – сказывалась его нелюбовь к сражениям.
– Видно, посему-то его и решил пощадить Уриил, если бы он знал… какова истинная натура Баошенгдади.
– Он знал, – уверенно проговорил Вивальди, – но Уриил любил своих младших братьев. Каким бы бесчувственным он не казался, у него было доброе сердце. Убивать своих родичей… Ему было совсем неприятно.
– Понимаю, – кивнул Никита, – но сможет ли Андрей пойти против своего учителя?
– Он знает, что смерть Баошенгдади неизбежна.
– Тяжело ему… – сочувствующе вздохнул Никита.
– Андрей сильный муж, один из немногих, кого я уважаю.
– А меня ты уважаешь? – усмехнулся Никита.
– Стал бы ты уважать человека, которого называют Похотью? – скосив взгляд на Никиту, слегка улыбнулся Вивальди.
– Да кто бы говорил, Лень! – притворно возмущаясь, Никита толкнул исполина в бок.
– Не осуждай ленивых, – покачал головой Вивальди, – они ничего не сделали.
– Ха-ха, скажешь тоже! – хохотнул Никита. – До сих пор не понимаю, как Хенг согласился с Александром. Мы же буквально стали зваться в честь грехов и пороков! Неудивительно, что нас стали считать злом во плоти!
– У кого-то своеобразное чувство юмора, – безразлично пожал плечами Вивальди, – но народу понравилось это.
– Тебя хотя бы Ленью поименовали! – всплеснул руками Никита. – А меня, почему меня Похотью назвали? Я что, похотливее Яньди был? Да этот дракон с половиной континента, наверное, совокуплялся… Но нет! Он – Гнев. А Луция прозвали Завистью, естественно он предал нас! Это же самый неинтересный грех. Знаешь, кем бы я хотел быть?
– Кем? – без энтузиазма в голосе спросил Вивальди.
– Обжорством! – потряс кулаками в воздухе Никита. – Я бы отрастил себе пузо и соответствовал бы своему прозвищу. Не то Кимико выглядела слишком хорошо для той, кого называли Обжорой.
Никита замолчал, а Вивальди ничего не говорил. Они
– Ты скучаешь по ним? По Кимико, по Яньди? – в голосе Никиты слышалась печаль.
Вивальди не отвечал.
– Будешь ли ты скучать по мне, когда и меня не станет? – грустно усмехнулся Никита.
– Я живу с зарождения самой вселенной, – отстранённо проговорил Вивальди, – в отличие от других жителей Небес я часто отправлялся во внешний мир или же в Бездну. Посему я прожил так много, что, казалось бы, ничто не может удивить меня, поколебать мой дух и пробудить сильные чувства. Но… разумные существа воистину поразительны. Они могут быть так отвратительны, низменны и ничтожны, что дикие звери кажутся лучше них, но они могут сочинять прекрасные мелодии, творить поражающие воображение шедевры, сооружать монументальные строения... Они есть микрокосм, каждый из них. Вселенная поразительна в своей красоте, слаженности и устроенности, но перед всем великолепием мира… Разумная тварь превосходит ее, дух, живущий в нас, делает нас равнобожественными.
– Как красиво ты ушел от ответа, – ахнул Никита.
– Посему, – продолжал Вивальди, не обращая внимания на слова Никиты, – мне было приятно проводить с ними время, и по смерти их я скорбел, как и ты. Но для меня, как для исполина, такая смерть есть наилучший исход. Посему я и радовался, что Гендель встретил свою славную смерть от руки Уриила. Я помню каждого разумного, с которым довелось мне встретиться за мою долгую жизнь. Много друзей у меня было среди людей и зверей, но большая их часть уже почила.
– Ты всегда такой отстраненный, немного заторможенный, – слегка улыбнулся Никита, – из-за этого кажется, что тебе плевать на всех, что ничего тебя не волнует в жизни и лишь бои да музыка скрашивают твое бытие.
– Я познал мудрость мира сего, но не нашел того, чего искал, дух мой все еще мечется в поисках. В музыке я пытаюсь уловить Откровение, а бой помогает мне забыть о томлении духа, битва поглощает меня, и я могу отвлечься от ощущения пустоты, которое преследует меня с тех самых пор, как Отец покинул Небеса.
– Не понимаю я этого вашего Отца, – покачал головой Никита, – ты сам говорил, что не видел его, что он почти не общался с вами. Как ты можешь утверждать, что он вообще тот самый Творец? Не лучше ли как я, не верить ни во что? Слушая рассказы Андрея, я пришел к выводу, что Ахриман был прав. Ваш Отец есть такое же порождение Бездны, как и он сам.
– Ты не чувствовал того, что ощущал я, – молвил Вивальди.
– Да, ты прав! Я не чувствовал, и доказать мне тоже ничего никто не может!