Обретая надежду
Шрифт:
Я моргаю и пытаюсь привести в порядок свое лицо.
— Я доставляю тебе неудобства?
— Да. — Когда он хмурится, я ухмыляюсь. — Самым лучшим из возможных способов.
— Я не мог перестать думать о… — Он оглядывается на приоткрытую дверь, потом снова на меня. — Ты права, это не лучшее место для разговора. Давай встретимся после службы?
— Ты издеваешься надо мной?
Он хихикает, и этот звук подобен теплому меду на моей коже.
— Нет. На самом деле. — Он подходит ближе, и я думаю, что он может попытаться прикоснуться ко мне, но вместо этого мужчина засовывает руки в карманы своих брюк. — Ты сегодня
— Заткнись, — говорю, толкая его в плечо, как будто я в восьмом классе, а не взрослая женщина.
— Не буду. Признание?
О боже, звук его шепота, вызывает в воображении образы, которые мне не следовало бы видеть в церкви.
— Да, пожалуйста.
— Я не могу перестать думать о том поцелуе.
— И? — Я задерживаю дыхание. Сможет ли он?
— Я хочу…
— Пастор Лэнгли? — Голос Кэти заставляет нас обоих сделать три больших шага назад как раз перед тем, как та распахнула дверь. Она игнорирует меня, но смотрит на него. — Ненавижу прерывать, но я должна собирать подносы для причастия, и мне нужно, чтобы мисс Кендрик вернулась к двери.
Спина Бена прямая, подбородок высоко поднят, ни капли нервной нерешительности, когда он обращается к Кэти.
— Конечно. Мы закончили.
Я воспринимаю это как сигнал к уходу, и, протискиваясь между ними в дверь, слышу, как Бен делает глубокий вдох, как будто вдыхает мой запах. Я выхожу с улыбкой, чтобы радостно приветствовать его прихожан.
За те годы, что посещала церковь Бена и слушала его проповеди, я никогда не желала, чтобы служба закончилась быстрее так, как сегодня. Что собирался сказать Бен? Я хочу… Чего ты хочешь, Бен?
К тому времени, как он произносит последнюю молитву, я ерзаю на своем месте, выпрыгивая из кожи вон. Каждый раз, когда тот говорил что-то хотя бы отдаленно сексуальное, у меня возникало ощущение, что Бен обращается непосредственно ко мне. Согнуться. Встать на колени. Подчиняться. Если раньше я не была приговорена к аду, то сегодня мои мысли купили мне билет в один конец.
После финального «аминь» я встаю на желеобразных ногах. Бен пожимает руки и разговаривает с людьми, и, по моему опыту, его беседы после службы могут занять некоторое время.
Я выхожу, когда слышу, как он зовет меня по имени. Оборачиваюсь и вижу, как тот бежит по проходу с Библией в руке.
— Ты ведь не уйдешь?
— Я собиралась пойти за Эллиот.
— О, хорошо. Но… ты э-э… — Он оглядывается, чтобы посмотреть, кто может быть в пределах слышимости. — Зайдешь на минутку?
— Да, конечно.
— Отлично, тогда я пойду с тобой за Эллиот.
Я выхожу вместе с Беном, но держусь на приличном расстоянии. Люди останавливают его, чтобы поздороваться, поблагодарить за проповедь, рассказать ему о миллионах проблем, с которыми они сталкиваются, и Бен с искренней заботой уделяет каждому минуту своего времени. Дорога до детского корпуса занимает пятнадцать минут, и к тому времени все дети уже ушли, кроме Эллиот. Она видит, как мы входим, и подбегает ко мне, а затем обнимает меня за ноги.
— Привет, коротышка. — Я провожу рукой по ее мягким волосам.
— Привет,
Она смотрит на нас своими проникновенными карими глазами.
— Мы узнали о том, как Бог сказал Лоту взять свою жену и блоху и покинуть город, не оглядываясь назад. Но его жена оглянулась и превратилась в соляной столп! — Ее маленькие брови сходятся вместе, и она хмурится. — Но они так и не сказали, что случилось с блохой.
Бен хихикает, и я смотрю на него.
— Что? — спрашивает он.
— А что случилось с блохой? — спрашиваю я.
Он прочищает горло и стирает юмор с лица.
— Блоха перешла к Лоту, и они поселились в горах, где блоха завела новую семью и жила долго и счастливо.
— Хорошо. — Эллиот хватает отца за руку. — Я надеялась, что малышка выбралась оттуда целой и невредимой.
Мы выходим из здания, Бен и Эллиот впереди меня. Я удостоверяюсь, что следую за ними. Бен — знаменитость на территории церкви, и, если я подойду слишком близко, у людей может сложиться неправильное впечатление о нас.
Мы добираемся до стоянки, и Бен провожает меня до моей машины, но не останавливается и не задерживается. Он просто говорит приглушенным голосом: — Скоро увидимся.
Я не отвечаю, просто сажусь за руль, закрываю дверь и слепо смотрю вперед.
— Что, черт возьми, здесь происходит? Как это может быть моя жизнь?
У меня нет ответа, но я планирую это выяснить.
БЕН
«Ох, Мэгги, что, черт возьми, я наделал?»
Это первые слова, которые приходят мне в голову, когда я возвращаюсь домой из церкви после приглашения Эшли. После нашего поцелуя в пятницу меня переполняло чувство вины. Последней женщиной, к которой прикасались мои губы, была Мэгги. Через несколько секунд после того, как ее сердце перестало биться, я прижался губами к ее губам и пообещал ей, что этот поцелуй будет моим последним. И я сдержал это обещание. В течение шести жалких лет я без колебаний выполнял это обещание. До вечера пятницы.
Этим утром я планировал извиниться перед Эшли, отвести ее в сторону и попросить прощения, поклявшись, что никогда больше не переступлю эту черту. Но потом увидел ее. И она защищалась от Кэти, защищала мою церковь, и когда я увидел ее сверкающие голубые глаза, то понял, что не могу не поцеловать ее снова. Знал, что должен попробовать еще раз. Я с трудом мог сосредоточиться на протяжении всей проповеди, чувствуя жар ее взгляда на своем теле, как физическое прикосновение. Каждый раз, когда встречался с ней взглядом во время своей проповеди, я почти забывал, что говорил.
Я больше не могу отрицать, что между мной и Эшли что-то есть. Каким бы неожиданным или нежелательным оно ни было, оно живое, дышит и притягивает меня ближе, и я не знаю, хватит ли у меня сил отрицать это.
Размышляя об этом, смотрю в холодные глаза моей жены, защищенные стеклянной рамкой. И снова я омыт позором. Насколько трудно может быть оставаться верным своей жене даже после смерти?
Пока смерть не разлучит нас.
Наши клятвы проносятся у меня в голове, как это часто бывает, когда я сомневаюсь в себе. Мы соглашались до самой смерти. Так почему же я не могу смириться даже с мыслью о том, чтобы двигаться дальше?